С трудом, опираясь на костыли, Джордж дошел до кухонного стола и сел с таким видом, будто у него снова страшно разболелась нога.
— Значит, ты собираешься выйти под дождь ради пончика?
Ким захлопнула дверцу холодильника.
— А что, тебе тоже купить?
— Нет, — ответил он тихо.
Джордж сидел, уставившись в столешницу, а когда поднял глаза, Ким была готова поклясться, что он с трудом удерживает слезы.
Разумеется, Джордж не мог знать, что она подслушала его разговор с его бывшей женой, в которую он все еще был влюблен и с которой говорил, как только представлялась возможность. Негодяй! Он заслуживал, чтобы его предали. Или все-таки нет?
— Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь. — Ким поспешила к стенному шкафу за дождевиком, взяла ключи со стола, открыла дверь и вышла из дома.
Лестница с четвертого этажа, где располагалась квартира Джорджа, была ярко освещена; сквозь окна просвечивала мокрая от дождя мостовая. Направляясь к телефону-автомату, Ким оглянулась. Она увидела темный силуэт на фоне окна: Джордж поднял руку, и это можно было понять как поощрение, но она тотчас же отвернулась, подняв повыше воротник своего плаща и стянув его вокруг шеи, притворяясь, что ей все равно…
Алессандра проснулась, но веки ее были плотно сжаты — ей хотелось отдалить встречу с реальностью насколько возможно.
Гарри не мог оказаться рядом с ней, но, пока ее глаза были закрыты, она грезила о том, что он еще здесь.
Наконец она прислушалась. В квартире было тихо. В ванной не слышно плеска воды, из кухни не доносится шум закипающего чайника…
Алессандра открыла глаза. Увы, чуда не случилось. Гарри ушел. Он не оставил ни записки, ни других признаков того, что был здесь. Алессандра ощущала только легкое жжение в области подбородка, там, где Гарри прикасался небритой щекой. И еще с ней оставался свойственный ему слабый запах, а ее кожа все еще хранила воспоминание о его теплом прикосновении.
Она погибла. Если после такой ночи он мог ее покинуть, это значило, что она погибла навсегда. Скоро Гарри уедет в Нью-Йорк и уже не вернется.
Не в силах сдержать слез, Алессандра встала под душ. Потом она вытерлась махровым полотенцем, желая лишь, чтобы с такой же легкостью можно было стереть из ее памяти воспоминания об этой ночи.
Гарри точно угадал момент, когда Алессандра заметила его. Она приближалась к перекрестку Галч и Главной улицы, и тут он поравнялся с ней.
Она затормозила свой фургон перед офисом «Веселых горничных». Следующей ее остановкой было приземистое здание на Киллингуорт-лейн.
Она долго стояла, будто ждала, что он приблизится к ней, но Гарри не мог двинуться с места — это означало бы признание того, что он следит за ней. Да и что он мог ей сказать? Поблагодарить за еще одну восхитительную ночь в его жизни?
Оглянувшись на его машину, Алессандра наконец взяла коробку со всем необходимым для работы, подошла к парадной двери и скрылась внутри. Прошло не менее полутора часов, прежде чем она появилась снова и нерешительно посмотрела на него, будто надеялась, что он выйдет из машины, подойдет к ней, заговорит. Но Гарри не сделал этого.
По тому, как Алессандра садилась в машину, и по тому, как, резко рванув с места, выехала на улицу, он понял, что она взбешена.
Ее следующая остановка была прямо за углом. На этот раз, вместо того чтобы забрать корзину с необходимыми принадлежностями из машины, она вышла и направилась в его сторону.
Ах, черт возьми!
— Ты делаешь вид, что вчерашней ночи не было?
Слова звучали резко, как пощечина, а когда она заглянула в открытое окно его машины, лицо ее показалось ему напряженным.
— Значит, мы вернулись к так называемым нормальным отношениям? Ты держишься от меня на расстоянии и не хочешь со мной разговаривать, если не считать тех случаев, когда ты трахаешь меня?
Последние слова Алессандра произнесла шепотом. Она выглядела такой несчастной и растерянной, что Гарри закрыл глаза, лишь бы не видеть этого. Он знал, что ему не следовало оставаться у нее прошлой ночью. Он совершил ужасную ошибку.
— Послушай, ты ведь сама попросила меня…
Он решительно не мог уехать. Вся его воля куда-то исчезала, как только речь заходила об этой женщине.
— Значит, ты собираешься колесить за мной по всему городу до понедельника, а потом удрать? — спросила Алессандра; в глазах ее Гарри увидел слезы и надежду, будто она опасалась услышать его.
В течение всего пути сюда его преследовала мысль о необходимости заполнить страшную пустоту, вызванную гибелью Кевина, излечить страшный ожог, все еще болевший у него внутри и гнавший его преследовать Майкла Тротта. Но сможет ли он объяснить ей все это? Вряд ли она поймет. Да и никто бы не понял. Он и сам не понимал, почему это так важно.
Глядя в ее бледное, осунувшееся лицо, Гарри вдруг почувствовал, что, если не нагрубит ей, то, не ровен час, сам заплачет.
— Не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказал он. — Чтобы я посылал тебе цветы? Это не мой стиль. Может быть, предложить тебе выйти за меня замуж? Солгать и сказать, что моя любовь к тебе никогда не умрет? Не вижу смысла играть в такие игры. Я уезжаю в понедельник и уже попрощался с тобой.
Гарри видел, как надежда в глазах Алессандры исчезает и сменяется смертельной пустотой: зайдя слишком далеко, он погубил то, что она чувствовала к нему. Он убил ее любовь. Алессандра пошла прочь, но вдруг, остановившись, обернулась.
— Сегодня вечером на моем окне появятся шпингалеты, запирающиеся изнутри.
Потом она вернулась в свой фургон и больше уже не оглядывалась.
Глава 19
— Оставить место в кружке, чтобы вы могли долить сливок в свой кофе?
— Нет, благодарю, — ответил Гарри. — Но если у вас найдется в запасе кофеин или еще какое-нибудь тонизирующее средство вроде…
Девушка за стойкой посмотрела на него так, будто он был беглым серийным убийцей, готовым извлечь коллекцию отрезанных человеческих ушей из кармана пиджака.
— Шутка, — поспешно сказал Гарри. — Просто шутка.
Он расплатился, нашел крышечку и картонный контейнер, чтобы взять кофе и не обжечься, а затем вышел в ослепительное сияние полуденного солнца.
В стеклянной двери он заметил свое отражение, чем-то напоминавшее отражение бродяги, вылезшего из-под моста. Он не брился уже целую неделю, даже больше, с прошлого утра не принимал душа и не менял белья. Волосы его снова отросли после стрижки — теперь они стояли дыбом, и от этого он выглядел так, будто все время держал пальцы в электрической розетке.
Грузовичок Алессандры был припаркован перед гаражом Ренни Миллера. Она уже убрала в задних комнатах агентства и теперь беседовала с Ренни, стоя на пороге возле широких парадных дверей, выходивших на улицу.
