Второй — чудом избежал страшной участи.
Крик его, раздавшийся во тьме, еще полнился тревогой. И тоской. И скорбью.
Он еще звучал, расстилаясь над бескрайними просторами Атлантики, а черные воды ее уже понесли, качая на волнах, сотни еловых венков. Маленьких, оплетенных траурными лентами, увенчанных поминальными свечами.
Пламя свечей долго мерцало во мраке.
Сонные волны не спешили разрушить убранство мрачной могилы.
С палуб «Титаника» за церемонией наблюдало много людей.
Много больше, чем предполагалось сначала.
Несмотря на пережитое потрясение, здесь были почти все.
Роберт Эллиот с трудом отыскал До-До.
В темноте она была совсем неприметна, к тому же, вопреки обыкновению, Долли Дон оделась неброско.
Можно было, пожалуй, сказать, что До-До одета скромно.
Боб представил, как сенсационно прозвучит эта фраза в очередном материале.
— Слушай, детка, может, все-таки скажешь, кем оказалась эта безумная тетка? Ты кричала что-то про колокольню. Я не понял.
— Прости, Боб! Одному серьезному парню я уже обещала не болтать про это. Очень серьезному, понимаешь? Никак не могу его подвести.
— Черт с тобой, но скажи хотя бы, кто она? Рано или поздно это все равно всплывет, как бы ни старался Стивен Мур напустить туману. Он хитрый парень, но шила в мешке не утаишь. Почему бы мне не найти его первым?
— Клянусь, Бобби, я понятия не имею, кто она теперь.
— Но когда-то вы были знакомы? Иначе чего бы тебе волноваться? Вспоминать ночами — и все такое… Я хотел помочь, если помнишь.
— О, Боб! Это было давно, почти в детстве. Оказалось, мы учились в одной школе. Только и всего.
— А колокольня при чем?
— Колокольня? Да очень просто. В школе была колокольня. Старинная колокольня. Вот и все.
— И где же находится эта школа?
— Далеко отсюда. В Челтенхейме. Есть за океаном такой городишко.
— В Челтенхейме?! Не хочешь ли ты сказать, дорогуша, что училась там в Ladies college?!
Прекрасные глаза Долли Дон метнули молнии. Она собралась было размазать нахала по палубе. Но сдержалась.
— Отвали, парень. Я хочу послушать молитву.
Над палубами действительно зазвучали церковные гимны.
Сначала — «Nearer, My God to Thee»[62]. Потом — «Songe d'Automne».
15 апреля 2002 года
04 часа 20 минут
— Я знаю эту историю от начала до конца. Думаю, я единственный, кто посвящен в нее полностью. В том смысле, что Розмари сама рассказала мне обо всем. Но не сразу. Прошло несколько лет — только тогда. Она говорила почти спокойно. Все было позади. Операция прошла успешно. А когда ее привезли, надежды не было никакой. Я был слишком молод и — по молодости — не знал ни сомнений, ни страха. Потому и взялся за нее. Другие — отказались. Но она выжила. И даже встала на ноги. Мы собирались пожениться, и перед свадьбой Розмари рассказала мне все. Разумеется, я и раньше знал, что произошло. Украденный дневник и прыжок с колокольни. Многие знали. Но от нее услышал впервые. И подумал: значит, она пережила это. Изжила. Она действительно говорила спокойно. И потом вспоминала очень редко. Можно сказать, почти не вспоминала. Кто бы мог подумать?!
— Но состояние ее ухудшалось?
— Да. Ухудшалось. Розмари жила в постоянном страхе. Неподвижность. Вот чего она боялась на самом деле. И не напрасно. Тело было очень хрупким. Но психика сломалась прежде.
— И вы не приняли мер?
— Каких?! По-вашему, мне следовало запереть ее в лечебницу или держать дома, под присмотром санитаров? Я справлялся сам.
— Но ведь не справились!
— Послушайте, она ни разу — никогда! — не говорила об этой Патриции.
— Сейчас ее зовут Долли Дон.
— Тем более. Не вспоминала о ней, возможно, даже ничего не знала.
— Ошибаетесь, доктор Паркер, ваша жена не только знала, кто такая Долли Дон, но и внимательно следила за ней. Это было несложно — о До-До много пишут. Известие о том, что она собирается в круиз на «Титанике», натолкнуло миссис Паркер на чудовищную мысль. Расквитаться с обидчицей ценой тысяч жизней.
— Но взрывчатка?! Откуда она взяла столько взрывчатки и как умудрилась начинить автомобиль? Не представляю. Розмари боялась открывать капот. Машина для нее была просто игрушкой, на которой можно кататься.
— Разумеется, она не сама возилась со взрывчаткой. Наши специалисты считают, что с вашим «Lotus» работал большой мастер. Вероятно, миссис Паркер наняла профессионала.
— Невероятно. Она почти не выходила из дома.
— И тем не менее.
— А человек? Роз физически не могла зарезать кого-то. Тем более мужчину.
Теоретически — не могла. Но вмешалась роковая случайность. Фатум. Она ударила несильно, и попади нож в другое место — Эрнст фон Бюрхаузен отделался бы царапиной. А может, легким испугом. Но лезвие угодило в артерию — слабый удар оказался смертельным. Вы хирург, доктор Паркер, не мне вам объяснять.
— Боже правый! Но я не верю. Не могу поверить. Этот дьявольский план кажется таким сложным. Все предусмотрено. И так закручено! Каким рассудком должен обладать человек, способный изобрести такое?!
— Душевнобольные — особенно шизофреники — бывают очень изобретательны и хитроумны. Болезнь рассудка вовсе не означает полную его несостоятельность. — Порой случается наоборот. Сумасшедший гений — вам никогда не встречалось такое определение?
— Нет, это не про Розмари. Она наивна. Возможно, слишком наивна. Как ребенок. И по-детски капризна. Иногда агрессивна. Но не в такой же степени! Я не спускал с нее глаз. Поймите, я все же врач!
— Мы почти коллеги, доктор Паркер. Я психолог. Но — знаете что? — никогда не возьмусь удалять аппендикс, даже если речь пойдет о жизни близкого человека.
Ральф Паркер не произнес ни слова. Да и что, собственно, он мог сказать? Тем более теперь.
15 апреля 2002 года
6 часов 10 минут
Огорчение капитана О'Нила было искренним. Ни грамма фальши. Он действительно переживал. И сопереживал Джудит Даррел.
Возможно, сказалось влияние Чарльза Адамсона.
Джу тоже билась над тайнами «Титаника». Вернее, всего одной тайной. Зато — какой!
Майкл О'Нил навел справки.
Женщина говорила правду. И просила о помощи. А он не смог помочь. Так скверно!
