Книга Невеста вечности - Татьяна Степанова

Все закончилось благополучно. Ну, относительно. Горлова откачали врачи санатория и немедленно отправили в местную больницу. А там поставили диагноз – инсульт. Но он остался жив, хотя его частично парализовало. Правда, врачи в больнице заявили, что это временно – месяца через четыре, может, через полгода наступит улучшение. А может, и нет…

Вопрос стоял – куда помещать Горлова после больницы? Дома ведь за ним некому ухаживать, совсем некому. Да к тому же он проходит по уголовному делу обвиняемым в убийстве. Но под стражу, конечно же, никто его не возьмет и в тюрьму не посадит. Речь шла об интернате для престарелых.

Игуменья Евсевия перенесла операцию на сердце и после реанимации находилась в отделении интенсивной терапии. И к ней тоже не пускали никого.

Все это Катя узнала спустя неделю после событий в санатории. А Страшилин как в воду канул – конечно, такое дело – вроде бы раскрытое, и тем не менее куча проблем – ни допросов, ни следственно-процессуальных действий, потому что все на больничных койках.

Смутная судебная перспектива…

«Ну и ладно, – подумала Катя с каким-то невероятным облегчением, – пусть так. Значит, это дело такое. И мы же узнали, кто убийца. Мы все равно все узнали».

Так она и объявила Страшилину и добавила: «Не огорчайтесь, что так вышло, вы же раскрыли это убийство».

Страшилин буркнул: толку-то, уйма канители теперь.

Следует отметить, что разговор этот происходил не в кабинете пресс-центра ГУВД, а на вольном воздухе. Вечером – сырым и ветреным, совсем не располагавшим к прогулкам. Но Страшилин предложил «пройтись» и «где-нибудь отметить окончание дела» – в каком-нибудь уютном кабачке на бульваре. Катя решила согласиться, и они вверх по Никитской улице мимо любимых Катиных кафе, мимо консерватории и театра имени Маяковского двинулись к бульварам.

Катя вспоминала, как когда-то она вот так же брела неспешно этим путем, только спутник рядом шагал другой.

– Теперь все ясно с ними, – сказала она. – Вы правы оказались – в чем-то это дело чрезвычайно простое. Если бы мы, например, располагали более точным заключением патологоанатома о времени смерти Уфимцева, мы бы сразу вышли на Горлова. И если бы соседка, Глазова, так долго не держала рот на замке, мы бы… то есть вы бы раскрыли это дело за сутки. А так пришлось петлять окольным путем до этой часовни и всего прочего. И все же это дело в чем-то представляется мне очень необычным, почти уникальным, неповторимым.

– В чем же его уникальность? – усмехнулся Страшилин.

– Например, в том, что некоторые вещи, которые привлекли сразу наше внимание, оказались совпадением – простым или непростым, случайным или же предопределенным, кто знает. Вот Уфимцев перед смертью читал 23-й стих Иезеекииля про сестер, обещанных Богу, но ставших отступницами. И мы фактически потом с такими отступницами встретились воочию. Но не они, не сестры-отступницы убили Уфимцева. Как трактовать такое совпадение – простое, случайное или предопределенное?

Страшилин молчал.

– И в том, что они все вдруг, в одночасье, через столько лет собрались там, на «Маяке», все вместе – этот монастырь, его игуменья, эти два старика, фактически не поделившие позавчерашний снег… И наши сестры-послушницы, и призрак этого мафиози Везунчика – отца сестры Риммы, и майор ОБХСС Надежда Крылова.

– Жизнь все собирает в одну кучу, – сказал Страшилин, – жизнь распоряжается нами, как хочет.

Катя внезапно вспомнила сестру Римму – ее взгляд, ее тихий, но такой уверенный голос, когда она произносила:

«Нет, не жизнь. К сожалению, не жизнь…»

Катя не знала, что в это самое время та, о которой она вспомнила, управляла умело и лихо огромным, похожим на катафалк черным «Лексусом» – он все эти годы, доставшись в наследство от отца, терпеливо ждал своего часа в подземном гараже роскошного столичного бизнес-центра.

Сестра Римма – Маргарита Полторак подъехала к воротам Высоко-Кесарийского монастыря, остановилась и посигналила. Из ворот монастыря вышли сестры Пинна и Инна. Обе уже не в монашеской одежде, а в обычных пальто, правда, весьма скромных. Сняли они и головные платки – у обеих короткие волосы: у сестры Пинны русые, с заметной сединой, у сестры Инны – светлые, как лен.

Сестра Инна катила за собой небольшой чемодан на колесиках, сестра Пинна несла в руках две спортивные сумки, за спиной ее висел еще и рюкзак.

Сестра Римма вышла из «Лексуса» – она покинула монастырь на следующий день после происшествия в Удаленной часовне, не дожидаясь приезда комиссии из епархии. Сестра Инна вынужденно задержалась, потому что к ней в монастырь приехали мать и дядя. Семейный скандал оказался не менее громким, но сестра Инна упорно стояла на своем. И в результате семья объявила ей, что если она не покается и покинет монастырь, то домой может не возвращаться. Сестра Инна и не собиралась каяться, они с сестрой Пинной уже паковали чемоданы.

В этот вечер, сырой и промозглый, возле монастыря – ни паломников, ни автобусов, ни прихожан. Из монастырской кухни приторно пахло свежим пряничным тестом. Сестер-отступниц никто не провожал.

Сестра Римма в джинсах и кожаной куртке – стройная, изящная и ловкая, как истинная балерина, – обошла громоздкую машину и открыла багажник, начала помогать сестрам грузить вещи.

А потом они повернулись спиной ко всем этим куполам и пряникам, к своей прошлой жизни, которой так мало дорожили, и сели в машину.

Они собирались проехать весь белый свет, насколько бензина хватит. Но для начала отъехали недалеко – в сторону старой заброшенной фабрики, к Удаленной часовне.

Сестра Римма достала ключи и открыла ворота, а потом и дверь часовни. Строение по-прежнему оставалось ее собственностью, и она вела себя как хозяйка.

Вместе с сестрой Пинной они вынесли из часовни небольшой ящик, в котором покоился скелет. К этому скелету полицейские в тот раз сразу прицепились – чей, откуда взяли? Но оказалось, что скелет не настоящий, а сделан из полимеров. Такие продаются на интернет-сайтах медицинского оборудования и учебных пособий для медвузов. Сестра Римма вспоминала лица полицейских. Грешно потешаться над глупостью ближних, но сестра Римма не могла удержаться.

Она оглянулась на часовню, на это место. Возможно, в своей прошлой жизни она не часто встречалась со своим отцом, но каждый раз, каждую их встречу он вспоминал именно об этом месте и описывал его во всех деталях. А незадолго до своей гибели повез ее, свою дочь, на этом вот самом «Лексусе» сюда, на эту свалку, полную битого кирпича и мусора, и показал в натуре. Тот сон или явь в ночной келье… Ей приснилось, что отец явился и нарисовал план своей кровью. Нет, этого не случилось в реальности – лишь во сне… А наяву он просто привез ее сюда на машине и показал. И взял клятву, что она запомнит это место. И она поклялась отцу и запомнила все до мельчайших деталей, нарисовав план в своем сердце и в мыслях. И размышляла о нем слишком, слишком, слишком часто – в минуты одиночества и отчаяния, покоя и тишины и даже своего вынужденного монастырского уединения, и даже в часы долгих молитв, представляя себе, как все тут было тогда, в тот раз… Как ее отец – тогда еще молодой, живой, да, такой живой, энергичный, деловой, рисковый, фартовый, каким она помнила его с самого детства…