Книга Кровоточащий город - Алекс Престон

Мы жили в крошечной квартирке в Фулхэме подобно пассажирам, которые обитают на пароходах, или солдатам в годы войны; мы знали, что это все временно, приняли саму временную природу нашего бытия.

Веро так и не распаковала чемоданы. Мы ели из коробок или консервных банок, мы сидели голыми на кровати и ложками поглощали мороженое, потчуя друг друга. Казалось, жизнь взяла передышку на эти три недели. Веро обычно лежала, вытянувшись, на кровати, а я клал голову ей на колени, прижимал ухо к животу. Когда я вспоминаю тот славный теплый май, то мысленно вижу Веро в ванне. Попа раскраснелась, блестит, а груди отвисают, когда она наклоняется, чтобы намылить себе ноги. Держа в руке душевую лейку, она смотрит на меня и улыбается, и мне становится приятно, тепло и уютно в этом некогда унылом и запущенном месте.

По вечерам Веро ходила со мной в театр и обычно ерзала в кресле. В моменты высочайшего напряжения по ходу сюжета пьесы у нее начинало сильно урчать в животе. Она потела, от нее резко и остро пахло. Но она любила театр. Она советовала мне не обращать внимания на рекомендации Верити и предлагала вставлять в рецензии слова похвалы. Но, оставаясь один в темноте, я с тревогой думал о том, где мы будем жить в следующем году. Аренда квартиры на Мюнстер-роуд истекала через несколько недель, и сама мысль о ее продлении ввергала меня в ужас. Квартира была недостаточно велика даже для нас двоих. Я представить не мог, что детская кроватка со спящим младенцем будет стоять у изножья кровати в этой крошечной комнатушке с видом на мрачный двор, в доме, где нищета струится вместе с дождем из верхних квартир и во дворе скребутся крысы.

Однажды в офис зашел отец Генри. День был ясный, и солнце проникало в окна пустых комнат. Высокий, слегка сутулящийся под копной густых седых волос, он прислонился к дверному косяку моего офиса и постучал пальцами по стеклу, чтобы привлечь мое внимание.

— Привет, как поживаешь, Чарли? Извини, что никак не удавалось раньше к тебе зайти. Давно собирался это сделать.

— Отлично. У меня все в порядке. Радуюсь жизни.

— Вижу. Знаешь, в твоих театральных рецензиях появились новые интонации. Ты ищешь собственный голос. Я искренне полагаю, что в этом твое будущее. — Он перешел на заговорщический шепот: — По всей видимости, Верити скоро уйдет на покой. Мне кажется, народ устал от его бесконечной стервозности. В наши трудные времена людям нужен оптимизм и подпитка энергией. Я рад, что вы с Генри теперь здесь. Жаль, что этого не случилось раньше. Может быть, дело бы не дошло до этого.

Он показал на пустой офис и направился к лифту, а я подумал, что мое журналистское будущее не лишено перспектив.

Однажды вечером, примерно за неделю до переезда, — мы уже начали складывать книги в коробки и распихивать одежду по чемоданам — мы с Веро отправились посмотреть «Двенадцатую ночь», которую давали в Риджентс-парке. Я приготовил набор для пикника — полбутылки шампанского и бутерброды с копченым лососем. Мы пришли рано и заняли местечко на мягкой теплой траве, чувствуя, как земля отдает память о тепле угасающего дня. Потом мы сидели на нагретых солнцем скамьях и с удовольствием смотрели пьесу. Я наблюдал за Веро — она смеялась, ее глаза сияли, что было заметно даже в сумрачном вечернем свете. Довольная зрелищем, толпа увлекла нас с собой до станции метро, откуда мы в приятном молчании доехали до Фулхэма.

От станции мы прошли, сделав небольшой крюк, к нашему старому дому. Мы всегда выбирали эту дорогу и, подзадоривая друг друга, старались заглянуть в окно, туда, где были так счастливы и так несчастны. Мы как будто надеялись увидеть самих себя, тех, молодых, увидеть и крикнуть в окно: Эй, перед вами же весь мир! Вы молоды!

Однако в тот вечер что-то было по-другому. Мы еще издали заметили в темноте размытые очертания столбика с дощечкой, но не могли определить, перед тем ли домиком стоит знак, не игра ли он света или видение, навеянное шампанским. А потом подошли ближе, к скрипучим воротам, и увидели прибитую к столбу дощечку с надписью «Сдается». Я посмотрел на Веро — ее глаза вспыхнули.

— Берем?

— А разве мы сможем себе это позволить? Ты хочешь вернуться туда? Порой там было ужасно, но это будет что-то вроде возвращения домой. Нет, правда, я уже чувствую, что это и есть наш дом.

— Справимся. И он станет нашим домом. Домом для нас троих.

Мы поцеловались прямо на улице, поцеловались так, как не делали никогда, пока жили там. Мы взялись за руки, и наши губы встретились.

Я перевел сбережения на депозит. Подсчитал, что смогу покрыть трехмесячную арендную плату остатком от десяти тысяч фунтов, полученных в «Силверберче», и зарплатой. Я знал, что мне нужно поменять работу. Что теперь нужно зарабатывать больше. Создать буфер, который оградит нас от бурь окружающего мира. Я листал страницы газет, где публиковались объявления. Я пытался найти некое подобие компромисса, нечто такое, что было бы интересно мне самому и в то же время позволяло зарабатывать на двоих. Просматривая «Сити» в вагоне подземки, я увидел знакомое лицо с нездоровым пятном, и оно как будто поманило меня к себе. Я сидел и слышал перестук колес, становившийся все громче и громче, и смотрел, смотрел на это самое розовое пятно.

* * *

Я сидел в офисе Бхавина в «Темз кредит бэнк» и глядел, как солнечные лучи плавно скользят по комнате. Он смотрел на меня. За то время, что мы не виделись, Бхавин отпустил волосы, и теперь они струились волнами, почти как у нашего председателя. Бородка сделалась гуще, и я заметил, что он зачесывает ее так, чтобы скрыть розовое пятно. Бхавин сложил пальцы домиком, и его лицо расплылось в улыбке.