— В прошлом году я была на полночной рождественской мессе в церкви и издалека наблюдала за своим мужем Марио и его детьми, — сказала Синьора.
— А почему вы не сели рядом с ними? — спросил Лу. Она улыбнулась и загадочно ответила:
— Это было бы неправильно.
— А потом он попал в автокатастрофу и погиб, да? — деловито уточнил Лу. Сьюзи уже рассказала ему о том, что Синьора — вдова, хотя мать считает ее монахиней.
— Да, Лу, потом он попал в аварию и погиб, — тихо подтвердила женщина.
— Mi dispiace,[53]— сказал он. — Troppo triste,[54]Синьора.
— Ты прав, Лу, но так уж устроена жизнь. Она ни для кого не бывает легкой.
Он был уже готов согласиться с учительницей, но тут его потрясла неожиданная мысль. Сегодня — четверг, но ни грузовик, ни мужчина в куртке с капюшоном еще не появлялись. Но ведь школа будет заперта на протяжении ближайших двух недель. Господи, что же теперь делать?
Синьора почитала им стихи на итальянском, и на этом праздничный вечер закончился. Лу не находил себе места. Он приехал в школу без машины, но даже если бы ему удалось поймать такси, как объяснить, зачем ему понадобилось вечером накануне каникул вывозить из школы четыре тяжелые коробки? И главное, что говорить, если кто-то поинтересуется их содержимым? А раньше первой недели января в школу ему никак не попасть! Робин просто убьет его…
Но, в конце концов, Робин сам во всем виноват. Он не сказал, как в случае надобности с ним связаться. Именно здесь — слабое звено в их системе. А Лу тут совершенно ни при чем, никто не сможет обвинить его. Но с другой стороны, ему заплатили, и заплатили хорошо, поэтому он должен найти выход из положения. Однако как же ему быть?
Студенты начали расходиться, громко прощаясь друг с другом. Лу предложил помощь в уборке мусора.
— Луиджи, мне неудобно эксплуатировать тебя таким бесстыдным образом. Ты и так хлопочешь тут по два дня в неделю.
Гульельмо и Бартоломео вызвались ему помочь. Втроем они вытащили большие черные мешки с мусором и выбросили их в баки на школьном дворе.
— Она очень приятная, эта Синьора, правда? — шепотом проговорил Бартоломео.
— Лиззи думает, что у нее роман с мистером Данном — ну, этим, который организовал наши курсы, — тоже шепотом ответил Гульельмо.
— Да ладно вам! — прикрикнул Лу. Его возмутило, что парни сплетничают.
— А что, здорово было бы, правда?
— Но в их возрасте… — Гульельмо укоризненно покачал головой.
Лу захотелось вступиться за Синьору.
— Может, когда мы доживем до их возраста, нам это тоже будет казаться совершенно нормальным, — сказал он, еще не зная, как поступить: с негодованием отвергнуть эти немыслимые предположения или отнестись к ним спокойно.
Его душу все еще терзала мысль о коробках, спрятанных в кладовой. Он с болью думал, что ему придется обмануть Синьору.
— Как вы собираетесь добираться до дома? — словно невзначай обратился он к ней. — Вас подвезет мистер Данн?
— Да, он говорил, что, возможно, заедет, — ответила Синьора, слегка покраснев от смущения. Она подумала, что если даже Луиджи, далеко не самый сообразительный из ее учеников, уловил некую незримую связь между нею и Эйданом Данном, значит, среди остальных эта тема уже обсуждается вовсю. Это ужасно! Ведь, в конце-то концов, она и Эйдан — всего лишь единомышленники и коллеги. А если слухи дойдут до его жены и двух дочерей? Если об этих сплетнях узнает миссис Салливан, дочь которой обручилась с Луиджи?
Последние тридцать лет Синьора жила так скрытно и уединенно, что сейчас, оказавшись в центре возможных пересудов, чувствовала себя крайне неуютно. Кроме того, все это было абсолютно безосновательно. Эйдан Данн относился к ней всего лишь как к хорошему другу. Однако люди вроде Луиджи могли истолковать их отношения совершенно иначе.
Он все еще смотрел на нее испытующим взглядом.
— Хотите, я запру пристройку? Вы идите вперед, а я вас догоню, а то мы сегодня и так здорово задержались.
— Grazie, Luigi. Troppo gentile.[55]He забудь проверить, надежно ли ты запер дверь. Мне не хочется, чтобы наши курсы закрыли из-за такой мелочи.
Значит, ему не удастся оставить дверь открытой, чтобы позже, придумав какой-нибудь план, вернуться за коробками. Лу взял у Синьоры ключ, висевший на тяжелом железном брелоке в виде совы. Эта глупая штука предназначалась специально для того, чтобы не забывать ключ и постоянно ощущать его присутствие. И тут Лу осенило. Он проворно снял с брелока ключ Синьоры и надел на него свой. Затем запер дверь пристройки и, выйдя на улицу, передал брелок учительнице. Этот ключ не понадобится ей до начала следующего семестра, а уж к этому времени он обязательно придумает, как снова поменять ключи, забрав свой и вернув ей ключ от пристройки. Главное, чтобы она вернулась домой в полной уверенности, что у нее на брелоке — тот самый ключ, который там и был.
Мистер Данн так и не появился из густой тени и не взял Синьору под руку. Впрочем, если бы такое и случилось, Лу все равно не заметил бы этого. Его мысли были заняты другим: эту ночь ему придется провести у Сьюзи, поскольку только что расстался с ключом от собственного дома.
— Сегодня я заночую у Фионы, — сообщила Грания. Бриджит подняла глаза от своей тарелки с помидорами.
Нелл Данн даже не оторвалась от книги, которую читала, и лишь обронила:
— Хорошо.
— Так что увидимся завтра вечером, — сказала Грания.
— Отлично, — все так же, не поднимая глаз, откликнулась мать.
— Поздравляю, — ядовито добавила Бриджит.
— Ты тоже могла бы куда-нибудь выйти, Бриджит. Тебе вовсе не обязательно сидеть и вздыхать над своими помидорами. Если хочешь, можешь тоже остаться у Фионы.
— Что у нее, пансион, что ли! — парировала Бриджит.
— Да ладно тебе, Бриджит, ведь завтра Рождество.
— Мне вовсе не обязательно праздновать его в постели с мужчиной, — прошипела младшая сестра.
Грания тревожно оглянулась, но их мать ничего не слышала.
— Разумеется, — приглушенным голосом проговорила она. — А еще тебе вовсе не обязательно впадать в истерику из-за объема бедер. Послушай, Бриджит, ты красивая девушка, кончай ты со своими комплексами!
— Комплексами? — Бриджит фыркнула. — Какой же ты стала добренькой лапочкой, стоило только тебе помириться со своим дружком!
Грания не на шутку разозлилась.
— А кто он, мой дружок? Ну, скажи! Ты же ничегошеньки не знаешь!
