Книга Он снова здесь - Тимур Вермеш

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72

Медпрактикант поведал, как он сожалеет о нападении – и надо же, чтобы именно на меня, ведь я повсеместно ломаю копья в защиту свободы слова и мысли и в это тяжкое время так нуждаюсь в поддержке. Я даже не успел вставить, что, мол, кто силен, всего сильней один, поскольку практикант настойчиво заявил, что сделает все возможное для моего скорейшего возвращения на телеэкран, так что я даже испугался, уж не хочет ли он взять мое лечение в свои пресловутые нежно-некомпетентные пальчики. Но нет, зато он словно бы походя осведомился о моей партийной принадлежности, на что получил честный ответ.

Практикант по-мальчишески звонко расхохотался. Потом сказал, что я великолепен, а раз НСДАП покоится на кладбище истории, он-де очень даже хорошо представляет себе, что СвПГ может стать для меня новой политической родиной. В ответ я потребовал, чтобы он и его коллеги перестали наконец оскорблять мою партию, и сообщил, что не испытываю ни малейшего интереса к его сборищу либеральных личинок. Он вновь рассмеялся и сказал, что я ему очень нравлюсь таким и скоро совсем стану прежним, а под конец без спросу пообещал прислать анкету на вступление в партию. В эту минуту я подумал, что телефон – неподходящее средство для общения с людьми без ушей. Но едва я положил трубку, как она опять зазвонила.

Оказалось, что медпрактикант и зеленая Кюнаст вовсе не единственные, кто решил истолковать мою “кровавую жертву” в соответствии с собственными текущими нуждами. Многочисленные представители разнообразных партий поздравляли меня с решительным выступлением за ненасилие, выразившимся, по их мнению, в моем демонстративном отказе от самозащиты. Причем лишь к единственной группировке у меня проснулась симпатия – благодаря ее названию. С господином из Партии охраны животных у меня вышел очень приятный разговор, в ходе которого собеседник любезно обратил мое внимание на невероятные жестокости, творимые с бродячими собаками в Румынии. Я решил в ближайшем будущем отдельно разобраться с возмутительными событиями в этой стране.

Впрочем, некоторые “профессиональные” политики интерпретировали события минувших дней совершенно иначе. Движение за гражданские права “Солидарность” объявило меня товарищем по несчастью преследуемого основателя партии господина Ларуша[80]. Странная партия иностранцев под названием BIG[81]заверила меня, что в стране, где нельзя избивать иностранцев, конечно, нельзя избивать и немцев, на что я горячо возразил, что не желаю жить в стране, где больше нельзя избивать иностранцев. На другом конце провода в ответ на это почему-то искренне рассмеялись. Для других я уже выступал символом не свободы мнений, но, наоборот, борьбы с ней, точнее, борьбы с неправильными мнениями, и многие (ХСС, два стрелковых союза, производитель ручного огнестрельного оружия) видели во мне не борца с насилием, а, напротив, его сторонника. Еще в одном случае (Семейная партия) меня назначили жертвой насилия против пожилых людей. Особым дилетантизмом отличался звонок Партии пиратов, по мнению которой в моем поведении и особенно в моем отказе от заявления в полицию выразились протест против государственной слежки, дистанцирование от государства и “абсолютно пиратское мышление”. Ближе всего к правде подошла фиолетовая группировка[82], которой нравилось думать, будто я посланник из иной, запредельной реальности, “вернувшийся с миром и с величайшим смирением подвергающий себя самым суровым испытаниям”. Я так долго смеялся, что пришлось просить добавку болеутоляющих для поломанных ребер.

Фройляйн Крёмайер принесла мне почту из бюро. Ей тоже многократно звонили, в основном другие лица из тех же партий и группировок, новыми оказались лишь сообщения из всяких коммунистических союзов, их обоснования я уже подзабыл, но наверняка они походили на аргументы Сталина, когда мы подписывали пакт в 1939 году. Всех звонивших и писавших объединяло одно – они стремились уговорить меня вступить именно в их союз. Хотя две партии до сих не объявились. Наивные люди заподозрили бы отсутствие интереса, но я-то знал, в чем дело. И потому, когда спустя полдня на моем телефоне высветился незнакомый берлинский номер, я наобум сказал:

– Алло? Это СДПГ?

– Ах… да… это господин Гитлер? – произнес голос на том конце.

– Ну конечно, – воскликнул я, – я уже ждал вас!

– Меня?

– Не именно вас. Но кого-то из СДПГ. Кто это, кстати?

– Габриэль, Зигмар Габриэль. Замечательно, что вы вновь так хорошо можете говорить по телефону, а то я читал и слышал ужасные вещи.

– Дело все в вашем звонке.

– Ох! Он вас так обрадовал?

– Нет, он просто несколько запоздал. За то время, которое требуется, чтобы немецкому социал-демократу пришла в голову какая-то идея, можно вылечить двух тяжелых туберкулезников.

– Ха-ха, – рассмеялся Габриэль, и это прозвучало на удивление естественно, – порой вы очень даже метко бьете. Послушайте, вот почему я вам и звоню…

– Я знаю. Потому что моя партия сейчас пребывает в спячке.

– Какая партия?

– Вы разочаровываете меня, Габриэль. Как называется моя партия?

– Э-э-э…

– Ну?

– Простите, пожалуйста, но что-то я не могу сразу….

– Н… С… Д… А?..

– П?

– Точно. П. Так вот, она сейчас отдыхает. И вы хотели бы узнать, не ищу ли я, случайно, сейчас новую родину. В вашей партии!

– Я и правда собирался нечто…

– Спокойно присылайте ваши документы ко мне в бюро, – весело протараторил я.

– Извините, может, вы сейчас как раз приняли болеутоляющее? Или лишнюю таблетку снотворного?

– Нет, – заявил я и уже хотел добавить, что таблетка снотворного мне как раз только что позвонила. Но потом подумал, что Габриэль, возможно, прав. Кто знает, что за лекарства в тебя вливают через все эти трубочки. И еще я подумал, что СДПГ в ее нынешнем виде – совсем не та партия, которую следовало бы отправить в концлагерь. Они со своей вялостью еще очень даже мне пригодятся. Потому я быстро сослался на недавний прием лекарств и вполне дружелюбно распрощался.

Откинувшись на подушки, я стал перебирать варианты, кто же позвонит следующим. Не хватало лишь разговора с избирательным союзом канцлерши. Но кто же это будет? Кандидатура самой неуклюжей матроны, конечно, не рассматривалась. Но звонок госпожи министра труда меня бы порадовал. Обязательно спрошу, почему она завершила чадородие, не дотянув всего одного ребенка до Золотого креста немецкой матери[83]. Гуттенберг тоже был бы интересен – хоть человек и выбрался из многовекового болота благородных инцестов, но умел мыслить масштабными категориями, не опускаясь до мелочно-профессорских доводов. Однако пора его цветения в политике, по-моему, прошла. Кто оставался? Паренек-эколог в очочках? Ноль на палочке, председатель фракции? Старательный финансист-шваб на коляске?

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72