Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
– Надо было тебе становиться гастроэнтерологом. Наши дамы гораздо свободнее.
– Что же ты забыл в хирургии?
– Ревность?
– Здравый смысл.
– Ладно, Марго, не кипятись. Я удаляюсь, но буду звонить.
Он закрыл дверь, и Маргарита торопливо засунула в рот сразу два крекера, запила их горячей водой прямо из носика чайника и облокотилась на стол, прикрыв глаза. Две минуты тишины – это ли не счастье. Через тридцать секунд, однако, счастье нарушило дребезжание в сумочке. Женщина только закатила глаза и, подумав, что затянувшийся роман с Вадимом все же придется прекращать, вышла из кабинета.
Иван Трофимыч встретил ее почти торжественно. Вместо майки к тренировочным штанам надел рубашку, отчего смотрелся ужасно нелепо, но трогательно. Увидев входящую Маргариту, довольно потер руки и объявил собравшимся многочисленным зрителям:
– Ну-с, начнем.
Закончили очень быстро. Через пятнадцать минут Маргарита поддалась старику и со знанием дела сказала:
– Повезло вам сегодня, Иван Трофимыч. Я что-то не в форме.
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – Трофимыч был единственным пациентом, позволявшим себе тыкать Маргарите. – Мастерица ведь, каких мало. Можно сказать, гроссмейстер. И где только таких учат?
Дома, еще в детстве – папа, которого Маргарите если и есть за что благодарить, так только за умение ориентироваться на шахматной доске. Папа когда-то делал успехи, но не настолько выдающиеся, чтобы принимать участие в международных турнирах. Довольствовался титулом чемпиона города и вел кружок шахмат до тех пор, пока его не поманили иные перспективы. За ними он и переехал в другую область, оставив десятилетней Маргарите на память о себе комок в горле и умение играть. Боль со временем из острой превратилась в тупую, но не проходила, потому что, уехав, отец никогда не делал попыток увидеться с дочерью или хотя бы что-то узнать о ней. Скупые алименты вплоть до восемнадцатилетия, а дальше – тишина. Поэтому вспоминать об отце Маргарита не любила, а говорить и вовсе отказывалась. И теперь не стала, сказала только:
– Где научили, теперь уж не учат.
– Вот беда-то. Хоть не выписывайся отсюда, – посетовал Трофимыч. – Вот уйду, с кем играть стану?
Хоть и знала Маргарита, что уйдет отсюда Иван Трофимыч только на кладбище, все же ответила:
– А вы себе учеников организуйте. Так сказать, клуб любителей шахмат. У меня один желающий уже и на примете имеется в соседней палате.
– И меня возьми, Трофимыч.
– И я бы поучился.
– И я тоже.
Спустя минуту к старику уже записывалась очередь, а сам он в крайней степени воодушевления не уставал повторять:
– А что? Это мысль!
Оставив его и еще десяток пациентов наслаждаться этой мыслью, врач снова поспешила в свой кабинет. В ее ежедневнике значилась консультация пациентке из районной больницы. Маргарита к таким мероприятиям относилась с осторожностью, даже с опаской. Гораздо проще вести пациента с самого начала, знать все нюансы диагноза и особенности организма. В случае же сторонних консультаций ориентироваться приходилось лишь на скупые данные анализов и делать выводы практически из ничего. А не сделать она не могла. От нее их ждали, на ее вердикт надеялись. И она делала, каждый раз отчаянно боясь ошибиться.
Не успела хирург переступить порог кабинета, сумка снова заходила ходуном. «Этого только не хватало! Я буду с людьми о жизни и смерти говорить, а этот много воображающий о себе гастроэнтеролог – постоянно меня отвлекать». Маргарита даже притопнула в раздражении и снова вышла в коридор.
– Света! – крикнула она дежурившей сестре. – Ко мне должны прийти. Проводи, пожалуйста, в перевязочную. И сообщи, когда придет мама Игорька.
– Хорошо, – спокойно откликнулась Света, в голове которой, скорее всего, роились, кружились и наталкивались друг на друга на бешеной скорости миллионы «почему в перевязочной?», «как в перевязочной?», «зачем в перевязочной?» и «с чего бы это вдруг?»
А Маргарита перевязочную любила. Она знала, что некоторые хирурги это помещение предпочитают обходить стороной, перекладывая обработку швов и смену бинтов на медсестер. И вовсе не потому, что задирают нос и считают подобные рутинные процедуры не барским делом, а только из-за того, что не хотят лицезреть человеческие муки. В операционной пациент находится под наркозом: не плачет, не кричит, не корчится от боли. А в перевязочной бывает всякое: свежая рана есть свежая рана, и ее осмотр – не самый приятный процесс. И все-таки заведующей отделением эта комната казалась светлой и радостной. В нее попадают, когда все страхи и волнения, связанные с операцией, уже пройдены. И несмотря на то что впереди у большинства еще долгий и зачастую мучительный процесс восстановления, главный шаг уже позади. Кроме того, Маргарита любила общаться здесь с пациентами. Если при этом сама меняла повязку, то замечала, что обработка швов за разговором проходит быстрее и безболезненнее. Если же просто приглашала кого-то для консультации, то всегда обращала внимание на то, что в перевязочной разговор получается более теплым и доверительным, чем в сухой, официальной обстановке кабинета.
Так вышло и сегодня. Пара, появившаяся на пороге, выглядела растерянной и испуганной. Мужчина все время вытирал платком пот со лба и смотрел в пол, а женщина теребила ремешок сумочки и силилась улыбнуться. Получалось плохо, она смущалась еще сильнее и тем лихорадочнее дергала сумочку, которая грозила упасть на пол. После приглашения сесть оба долго устраивались на кушетке, то садясь ближе друг к другу, соприкасаясь бедрами и плечами, то вдруг отпрыгивая, будто ударенные током. С людьми, которые так волнуются, в кабинете разговаривать было бы гораздо сложнее. Здесь же Маргарите оказалось достаточно радушно улыбнуться, попросить не волноваться и показать результаты анализов.
– Сейчас, сейчас, – женщина дрожащими руками протянула врачу мятые листки со следами расплывшихся чернил.
Маргарита знала по опыту: слезы. За годы практики она пересмотрела целую кипу таких бумажек, каждый раз мечтая об одном и том же: сделать так, чтобы на них больше никогда не появлялись следы расплывшихся чернил. Листы, которые она пристально изучала, говорили о том, что в этот раз ее желание, скорее всего, исполнится. Результаты анализов не выглядели удручающими и давали большие шансы на успешное лечение, в чем она и поспешила заверить пациентов.
– Да, нам это говорил Безинцев. – Коллега из областного центра, направивший их к Маргарите.
– Тогда я не понимаю, в чем проблема. Сергей Николаевич – прекрасный врач, и нет никаких причин сомневаться в его словах. Если в подобной ситуации уместны поздравления, я бы вас поздравила. С таким диагнозом все бывает гораздо хуже. Надо делать операцию, как можно быстрее, и, думаю, обойдется без осложнений.
– Мы не можем решить, где ее делать, – женщина слегка пихнула мужа ногой, и тот, словно проснувшись, оторвался от своего платка и сдержанно кивнул.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
