— Что сделать? — это была мама, вернувшаяся домой из города.
— Дорогая, я не понимаю. Почему ты думала, что это так ужасно — отнести торт в церковь?
— Я думала, что я как штарая Тилли Корт. И я опожорила тебя! Ох, мамочка, ешли ты проштишь меня, я никогда больше не буду непошлушной и я шкажу комитету, что ты пошлала им торт.
— Не волнуйся, дорогая. Комитет наверняка получил более чем достаточно всяких тортов. Вряд ли кто-то заметит, что мы ничего не прислали. Мы просто никому ничего не скажем. Но впредь, Берта Марилла Блайт, помните, что ни Сюзан, ни мама никогда не попросят вас сделать что-то постыдное!
Жизнь опять стала мила. Папа подошел к двери, чтобы сказать: «Доброй ночи, киска», а Сюзан заглянула и сообщила, что завтра на обед будет курица.
— И подливки будет много.
— Ты получишь два печеных яичка, если захочешь. А теперь съешь свою булочку и спи.
Рилла съела булочку, но прежде, чем уснуть, вылезла из постели и, встав на колени, сказала очень горячо и серьезно:
— Дорогой Бог, пожалушта, шделай меня хорошей и пошлушной — вшегда, чтобы мне ни поручали. И благошлови дорогую миш Эмми и бедных широток.
35
Инглсайдские дети играли вместе, гуляли вместе и вместе искали всевозможные приключения, но каждый из них в дополнение к этому имел свой собственный внутренний мир — мир мечты и фантазий. Особенно это касалось Нэн, которая с ранних лет вплетала в сюжет своей тайной пьесы все, что видела, слышала или читала, и часто ускользала из обыденной жизни в области чудес и романтики, о чем домашние часто и не подозревали. Сначала она воображала танцы эльфов и фей в заколдованных долинах или дриад в березовых рощах. Громадная ива у ворот шептала ей свои секреты, а старый пустой дом Бейли в Долине Радуг вдруг становился руинами сказочной башни. Неделями она могла быть дочерью короля, что заключена в уединенном замке у моря, — месяцами ухаживать за прокаженными, в Индии или какой-то другой стране "далёко за морем". Слова "далёко за морем" всегда были магическими словами для Нэн, словно тихая мелодия, принесенная ветром из-за холма.
Став старше, она начала создавать фантастическую пьесу о реальных людях, которых встречала, особенно о тех, кого видела в церкви. Нэн нравилось смотреть на людей в церкви — все они были так нарядно одеты. Это казалось почти чудом. Они вдруг становились совсем не похожи на тех людей, какими представали в будни.
Тихие, почтенные прихожане, занимавшие свои семейные скамьи в церкви, были бы изумлены, а возможно, немного шокированы, если бы знали, какие «романы» сочиняет о них скромная, темноглазая девица, сидящая на инглсайдской скамье. Чернобровая, добросердечная Аннетта Миллисон была бы ошеломлена, узнай она, что Нэн Блайт представляет ее похитительницей детей, варящей их живьем, чтобы изготовить снадобье, которое позволит ей навечно сохранить молодость. Нэн воображала это так живо и ярко, что сама испугалась чуть не до смерти, встретив однажды Аннетту Миллисон в сумерки на тропинке, где шептался с золотистыми лютиками ветер. Она просто не смогла ответить на дружеское приветствие Аннетты, но та подумала, что Нэн Блайт становится гордой и дерзкой маленькой кокеткой и нуждается в том, чтобы ее немного поучили хорошим манерам. Миссис Палмер никогда бы и в голову не пришло, что она кого-то отравила и теперь умирает от угрызений совести. Церковный староста Гордон Мак-Алистер, старик с серьезным, торжественным лицом, понятия не имел, что при рождении колдунья наложила на него проклятие, в результате чего он никогда не мог улыбнуться. Темноусый Фрейзер Палмер, безупречно положительный человек, и не предполагал, что Нэн Блайт, глядя на него, думает: «Я уверена, этот человек совершил черное и гнусное дело. Он выглядит так, словно у него на совести какое-то ужасное тайное преступление». Арчибальд Файф даже не подозревал, что, когда Нэн Блайт видит, как он приближается, она занята сочинением ответа на любое замечание, какое он может сделать, так как с ним можно было говорить только в рифму. Он никогда не обращался к ней, поскольку чрезвычайно боялся детей, но Нэн получала бесконечное удовольствие, в отчаянной спешке придумывая что-нибудь вроде:
Благодарю, я здорова вполне,
Передавайте приветы жене
или
Да, хорошая погода
Редкость в это время года.
Неизвестно, что сказала бы супруга мистера Мортона Кирка, если бы ей сообщили, что Нэн Блайт никогда не пришла бы в их дом — если бы была приглашена, — поскольку на пороге был красный отпечаток ноги, а ее золовка, невозмутимая, добрая, но не пользующаяся успехом у мужчин, Элизабет Кирк и не догадывалась, что осталась старой девой после того, как ее жених упал замертво у алтаря перед самой брачной церемонией.
Все это было очень забавно и интересно, и Нэн ни разу не заблудилась на пути между фактом и выдумкой, пока ее воображением не завладела Леди с Таинственными Глазами.
Бесполезно спрашивать, как растут фантазии. Сама Нэн никогда не смогла бы объяснить вам, как это произошло. Все началось с МРАЧНОГО ДОМА… Нэн всегда видела это название именно так — выписанное заглавными буквами. Ей нравилось сочинять романтические истории не только о людях, но и о домах, а МРАЧНЫЙ ДОМ был единственным в округе — если не считать старого дома Бейли — пригодным для этой цели. Нэн никогда не видела сам этот ДОМ. Она только знала, что он там, за густыми темными елями возле лоубриджской дороги, и пустует с незапамятных времен — так говорила Сюзан. Нэн не знала, что такое «незапамятные времена», но это была зачаровывающая фраза, самая подходящая для «мрачных домов».
Когда Нэн ходила по лоубриджской дороге в гости к своей подружке Доре Клоу, она всегда как безумная пробегала мимо того места, где начиналась ведущая к МРАЧНОМУ ДОМУ дорожка. Это была длинная темная дорожка между высокими, раскинувшими над ней ветви деревьями, с растущей между ее колеями густой травой и высокими, по пояс, папоротниками под елями. Длинный сухой сук клена возле полуразвалившихся ворот выглядел точь-в-точь как согнутая старческая рука, тянущаяся вниз. Нэн не знала, когда эта рука сможет протянуться чуть дальше, чтобы схватить ее, и всякий раз, избежав этого, она испытывала радостный трепет.
Однажды Нэн, к своему изумлению, услышала, как Сюзан сказала, что Томасина Фэр переехала жить в МРАЧНЫЙ ДОМ или, как неромантично выразилась Сюзан, в старый дом Мак-Алистеров.
— Думаю, ей будет там довольно одиноко, —сказала мама. — Он так далеко от других домов.
— Она не будет ничего иметь против, — сказала Сюзан. — Томасина никогда никуда не ходит, даже в церковь, не ходила никуда много лет, хотя, говорят, любит бродить по саду по ночам. И подумать только, до чего она дожила — это она-то, что была такой красавицей и такой ужасной кокеткой. Сколько сердец она разбила в свое время! А посмотрите на нее теперь! Да-а, вот оно — предостережение, и в этом можете не сомневаться.
