Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
– Итак, человек может оказаться в тюрьме за продажу щепотки марихуаны, – кипятился Павел Пахомович. – А психиатру, который искалечил пациента на всю жизнь, не будет даже предъявлено обвинение. Как мы можем уважать такие законы? И твой Глеб ведь тоже – ты рассказывала – побывал в руках у психиатров.
– Нет, он просто прятался в психушке от армии.
– Золотко мое, а может быть, и тебе сменить адрес? Или уехать хотя бы на время? Ты же видишь, на что он способен.
– Сменить адрес? Как вы это себе представляете? Продать дом? Как я объясню это мужу? Сознаться во всем? Он кинется душить Глеба и сам попадет за решетку.
– Ты говорила, что у Додика скоро полугодовой отпуск. Вот и поезжайте вместе в кругосветное плавание.
– Да? И каждую ночь просыпаться в каюте с мыслью: а что этот псих планирует против Марика? Он сделал моих близких заложниками, и я повязана по рукам и ногам.
Мои близкие. Я по привычке произносила эти слова, но они как-то незаметно утрачивали смысл. Стена страха и умолчаний отделила меня от мужа и сына. Они стали для меня дальними, переместились в запретную зону, за ворота из колючей проволоки с надписью «Не входить!». Я чувствовала себя бесконечно одинокой. Часто вспоминала мать, оставшуюся – оставленную нами – в России. Вот кто хлебнул одиночества полной мерой.
Пять лет назад ей удалось приехать, навестить нас. Она мало изменилась. Держалась все так же прямо, по лестнице поднималась легко, уверенно стучала каблучками. Мы все трое по очереди вырывали время, чтобы показать ей местные красоты, покатать по окрестностям. Она послушно задирала голову на небоскребы, покупала открытки со статуей Свободы и с Бруклинским мостом. Но не восхищалась, не ахала. «Ее ничем не удивишь, – жаловался Марик. – Она ни о чем не расспрашивает. Взглянет, кивнет и топает дальше. Будто делает тебе одолжение».
Только один раз она пришла в настоящий восторг – когда мы с ней заехали помыть автомобиль. Резиновые полосы на въезде в автомойку шатались и извивались нам навстречу, как щупальца гигантского осьминога. Струи мыльной воды ударили во все стекла, свет померк. Мать прижала ладони к щекам, начала смеяться, как девочка, попавшая в страшную сказку. «Во чреве кита, – повторяла она. – Мы во чреве кита!» Радио заливало наш маленький батискаф грозными звуками шубертовской «Неоконченной». Когда нас вынесло обратно на свет, мать хлопала в ладоши и просила: «Еще! Еще!»
И конечно, книжные страсти бурлили в ней по-прежнему. Нагнув голову на одно плечо, она медленно двигалась вдоль полок нашей домашней библиотеки, ощупывала корешки, выковыривала томик за томиком и потом уходила в свою комнату со стопкой добычи. Выбирала, по большей части, то, что в России было еще запрещено, недоступно. Из своего привычного, упорядоченного книжного королевства она словно попала в какой-то вертеп печатного беззакония, на пиратский остров бесцензурного разгула. Но не пугалась, не возмущалась. Я украдкой просматривала пачку томов на столике у ее кровати, не всегда понимала отбор.
– Мама, ты второй раз начала «Приглашение на казнь». Так понравилось?
Она честно задумалась, потом сказала чуть смущенно:
– Он там такой одинокий в своей камере. Одиночество мало кому удавалось хорошо описать. А это – важная наука. Я бы могла сесть и накатать диссертацию одним махом. Стала бы профессором одиночества, лекции с двух до четырех. Скорее всего – в пустом зале.
Она произнесла это без упрека, скорее задумчиво. Но моя старинная ранка вины мгновенно засвербела, сбросила засохшую корочку, пошла кровоточить. И все оставшиеся до ее отъезда дни я постаралась провести с ней. Возила на яблочный фестиваль, на ярмарку посуды и «ювелирии», в греческий ресторан, в дома-музеи американских писателей, живших в наших краях.
А через полгода из России пришла невероятная весть: моя мать снова вышла замуж за моего отца. Он к тому времени овдовел, дети выросли и разъехались. Тоже, наверное, успел заработать диплом в школе одиночества. Они прислали фотографии свадебного путешествия – на корабле, по Енисею. Я была счастлива и даже немного горда за них. Но и любопытство разбирало. Что они нашли после тридцати лет разлуки? Совсем нового человека? «Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило»? Или это была не разлука, а посланный судьбой – нужный им – отдых друг от друга? «Одиссей воротился, пространством и временем полный…»
Да, отдых, отдохнуть… Вырваться хоть на время из тисков унизительного страха – это стало моей навязчивой мечтой. Но отдыха не было. Атаки продолжались одна за другой. Я честно пыталась вести их учет в блокноте, расчерченном по инструкции Дорелика.
15 марта, восемь вечера. Раздался телефонный звонок. Незнакомая женщина игривым тоном предложила встретиться в ресторане. Я спросила, откуда она взяла мой телефон. Она сказала, что из объявления в журнале для одиноких. Прочла текст: «Разочарованная замужеством, чувствительная, приветливая интеллектуалка хотела бы расширить горизонты любви, дать выход своей давнишней тяге к женщинам». На следующий день я с трудом отыскала телефон и адрес журнала (конечно, почтовый ящик). Позвонила. Ответил автомат. Я записала на ответчик категорическое требование убрать объявление. Но как я могу проверить?
17 марта, девять утра. Выходя из дому, обнаружила на крыльце белку, раздавленную автомобилем. К лапке была привязана записка по-английски: «Ах, как коротка оказалась жизнь!» Записку сохранила, хотя какой прок, если она напечатана на компьютере? Но должна ли я хранить белку? И как? В морозильнике? (Спросить у Дорелика.)
21 марта, вечер. Наш завкафедрой делал доклад на семинаре в городском университете. Я пошла послушать. Там открытый гардероб, каждый оставляет пальто внизу на вешалке. По окончании семинара спустилась вниз, надела пальто. Что-то звякнуло в кармане. Я пошарила и извлекла три настоящих патрона, видимо к пистолету. Мне скажут, что их мог подбросить кто угодно. Но я-то знаю, кто это сделал. Всю дорогу до метро бежала. Патроны сохранила.
24 марта, полдень. Звонок в дверь. Выглядываю сначала в боковое окно. У дома стоит фургон с надписью «Электроремонт». На крыльце – два ремонтника в форменных комбинезонах. «Вызывали? – Нет. – Как нет? Это ваш адрес и номер телефона? – Наш. – Двадцать минут назад звонил мужчина, сказал, что дымится проводка. – Это ошибка. – Слушайте, леди, мы знаем эти трюки. Клиент звонит в панике, но через пять минут сам находит неисправность и чинит. Мы отложили другие вызовы, спеша спасти вас от пожара. Это будет стоить вам девяносто долларов». Если бы я стала спорить, они начали бы высылать счета, которые могли попасть на глаза моему мужу. Мне пришлось заплатить. Квитанцию сохранила.
25 марта, утро. Снова раздавленное животное на крыльце. На этот раз – енот. Видимо, был подброшен ночью. Надо будет разузнать, какие существуют системы сигнализации против непрошеных визитеров. Сфотографировала енота полароидом, прежде чем убрать в мусорный бак.
29 марта, вечер. Позвонила соседка, попросила разрешения зайти. Пришла и в смущении положила на стол конверт: «Это было в моем почтовом ящике». Я открыла конверт, извлекла страничку с фотографией. Обнаженная девушка возлежала на атласной кушетке. Под картинкой была подпись: «Как раз сегодня я свободна – не упустите счастливый шанс». След ножниц на шее был почти незаметен. Но все равно мое лицо, приклеенное к прелестному телу, выдавало подделку. Морщины, бледность, усталость… «Конверт без марки, – сказала соседка. – Значит, кто-то должен был подбросить его рукой. Мог и в другие ящики тоже».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
