«Бедный маленький Иисус!» — подумала Анжелика, целуя Кантора в лобик, когда входила в Тампль.
Около дома мамаши Кордо она услышала детский плач. Ее сердце екнуло, подсказывая, что плачет Флоримон.
Она увидела маленькую фигурку, бежавшую, спотыкаясь, по снегу под градом снежков, которыми осыпали малыша мальчишки. Они гнались за ребенком:
— Колдун! Эй! Маленький колдун, где твои рожки?
Анжелика с криком бросилась вперед, подхватила сына свободной рукой и, прижав к себе, поспешила на кухню, где старуха сидела у очага и чистила лук.
— Как вы могли позволить этим бездельникам мучить его?
Мамаша Кордо вытерла слезящиеся от едкого лукового сока глаза тыльной стороной руки:
— Ну-ну, дочка, зачем поднимать такой крик. Я хорошо заботилась о вашем малыше, пока вас не было, хотя и не была уверена, что увижу вас снова. Но не могу же я весь день возиться с ним! Вот и отправила его на улицу, чтобы немного подышал воздухом. И что же, по-вашему, я должна делать, раз мальчишки называют его «колдуном»? Ведь его отца сожгли на Гревской площади, разве не так? Нужно, чтобы он привыкал к этому. Мой-то был не намного старше, когда его прозвали Веревкой-на-шее и стали швырять в него камни… Ах! Какой прелестный малютка! — Старуха отложила нож и с восхищенным видом подошла к Анжелике, любуясь Кантором.
В бедной комнатке, которая теперь казалась Анжелике такой уютной, она устроила обоих детей на кровати и поспешила развести огонь в очаге.
— Я рад, — повторял Флоримон, глядя на нее блестящими черными глазами и цепляясь за мать. — Мама, ты больше не уйдешь?
— Нет, мое сокровище. Посмотри, какого красивого братика я тебе принесла.
— Он мне не нравится, — тут же сообщил Флоримон и ревниво прижался к матери.
Анжелика распеленала Кантора и поднесла его к огню.
Он потянулся и зевнул.
Господи! Каким чудом после всех перенесенных страданий у нее родился такой пухленький младенец?
Еще несколько дней Анжелика вполне спокойно жила в Тампле. У нее оставалось немного денег, и она надеялась на возвращение Раймона.
Но как-то раз после полудня за ней прислал бальи Тампля, в обязанности которого входил полицейский надзор в этом привилегированном парижском квартале.
— Дочь моя, — напрямик заявил он, — от имени Великого приора я прошу вас покинуть Тампль. Вам известно, что он берет под свое покровительство лишь тех, чья репутация безупречна и никоим образом не может нанести ущерб его скромным владениям. Так что вам придется уйти.
Анжелика открыла было рот, чтобы спросить, в чем же ее упрекают. Следующим ее порывом было броситься к ногам Великого приора. Но тут она вспомнила слова короля: «Я не хочу больше слышать о вас!»
Итак, они узнали, кто она такая! Быть может, ее все еще боялись… Анжелика поняла, что просить поддержки у иезуитов бесполезно. Они честно помогали, пока было что защищать. Но теперь игра окончена. Все, кто, как Раймон, скомпрометировали себя причастностью к этому темному делу, должны быть удалены.
— Хорошо, — сжав зубы, ответила она, — я покину Тампль еще до наступления темноты.
— Я знаю, что вы внесли арендную плату вперед, — сказал бальи, который не забыл о деньгах, перепавших ему от Анжелики после продажи Куасси-Ба, — поэтому с вас не возьмут налог на выезд.
Вернувшись к себе, она сложила весь свой нехитрый скарб в обитый кожей сундучок, тепло закутала обоих детей и устроила их вместе с сундуком на тачке, послужившей ей еще в первый переезд.
Мамаша Кордо отправилась на Центральный рынок, и Анжелика оставила для нее на столе маленький кошелек.
«Когда я разбогатею, то вернусь сюда и отблагодарю ее более щедро», — пообещала она себе.
— Мама, мы идем гулять? — спросил Флоримон.
— Мы возвращаемся к тете Ортанс.
— Мы увидим Баба? — так он называл Барбу.
— Да.
Флоримон захлопал в ладоши. Всю дорогу он восхищенно смотрел по сторонам.
Толкая тачку по улицам, на которых грязь смешалась с талым снегом, Анжелика не могла оторвать глаз от двух детских лиц. Судьба этих хрупких существ, прижавшихся друг к другу под покрывалом, свинцовой тяжестью лежала на ее плечах.
Небо над крышами было ясным, без единого облачка. Но этой ночью, скорее всего, не должно быть заморозков, ведь оттепель продолжалась уже несколько дней, и у бедняков, которым нечем топить, появилась надежда.
* * *
На улице Сен-Ландри Барба громко вскрикнула при виде Флоримона. Ребенок протянул к ней ручки и крепко обнял.
— Господи, мой ангелочек! — пробормотала служанка.
Ее губы дрожали, а в глазах стояли слезы. Она, не отрываясь, смотрела на Анжелику так, словно перед ней стоял призрак, явившийся с того света. Сравнивала ли она женщину с суровым, исхудалым лицом, одетую беднее, чем она сама, с той дамой, что несколько месяцев назад постучала в двери их дома? А Анжелика спросила себя, видела ли Барба со своей мансарды костер на Гревской площади…
Приглушенный возглас, донесшийся с лестницы, заставил Анжелику обернуться. Ортанс с подсвечником в руке, казалось, окаменела от ужаса. Позади нее на лестничной площадке появился Фалло де Сансе. Он был без парика, в халате и вышитом ночном колпаке. Сегодня у него был врач. При виде свояченицы у него от страха отвисла губа. После бесконечно долгих минут молчания Ортанс с трудом подняла дрожащую руку.
— Убирайся вон! — сказала она бесцветным голосом. — Слишком долго твоя проклятая семья обреталась под моей крышей.
— Замолчи, дура! — Анжелика пожала плечами.
Она подошла к лестнице и подняла глаза на сестру.
— Я уйду. Но прошу тебя принять невинных детей, они ведь не могут причинить тебе зла.
— Вон! — повторила Ортанс.
Анжелика повернулась к Барбе, сжимавшей в объятиях Флоримона и Кантора.
— Я поручаю их тебе, Барба, добрая моя девочка. Вот, возьми деньги, это все, что у меня осталось, и покупай детям молоко. Кантору кормилица не нужна. Он любит козье молоко…
— Убирайся! Убирайся! ВОН! — все громче вопила Ортанс.
Она принялась топать ногами.
Анжелика подошла к двери. Оглянувшись, последний взгляд она бросила не на детей, а на сестру.
Свеча, дрожавшая в руке Ортанс, отбрасывала пляшущие тени на ее искаженное лицо.
«Неужели, — подумала Анжелика, — это с ней мы высматривали, как призрак Белой дамы, с вытянутыми вперед руками, проходит по залам нашего замка Монтелу? И прижимались друг к другу, дрожа от страха в нашей огромной кровати…»
Анжелика вышла и закрыла за собой дверь. На мгновение она остановилась, глядя, как один из клерков, взобравшись на табурет, зажигал большой фонарь над конторой мэтра Фалло де Сансе.
