А вот если в Штатах зародилась некая третья группировка — это могло бы все объяснить. Правда, в таком случае смущают ее аппетиты. Слишком на многое замахнулись. На обладание контрольным пакетом акций всей мировой геополитики — не иначе. Активное участие и произвольное вмешательство, на меньшее не согласны.
Мурманцев почувствовал, что голова вот-вот начнет пухнуть, плотнее завернулся в одеяло, закрыл глаза и позволил себе заснуть до конца полета.
Пекинское время — два часа ночи следующих суток.
На Тайвань с пересадкой в Шанхае он прибыл утренним рейсом. Тайбэй, столица острова, утопал в сырости после ночного ливня. По улицам плескали потоки воды, разгоняемые огромной армией жизнерадостных велосипедистов, босоногими уличными торговцами и редкими автомобилями местной аристократии. Солнце слизывало с города туман, воздух пропах морской солью и приправами. Уличные повара готовили еду под открытым небом, раскладывали по бумажным коробочкам и тут же сбывали проезжающим велосипедистам, кидая монеты в карман передника. Женщины с младенцами на спинах, старики, усердно крутящие педали, мальчишки, гоняющие мяч по воде прямо на дороге, незнакомый мяукающий язык, яркие краски, крыши с молитвенно воздетыми к небу углами. Город сперва ошеломлял, затем вбирал приезжего в себя и уже ничем не удивлял, растворял в своих скученных тропических запахах, густых оттенках, изогнутых очертаниях.
Взмыленный велорикша остановил коляску под пальмовыми ветвями. Чугунная решетка чужеродным элементом втиснулась в открытый нараспашку город, улицу с редко стоящими домами.
— Сюйнаньбо, господин, — выдохнул рикша, немного говоривший по-русски. На улице с этим названием находилось местное белогвардейское представительство.
Мурманцев насыпал в потную ладонь рикши мелочь и спрыгнул на землю. Коляска укатила. Малолюдная, обильно зеленеющая улица заявляла о своем аристократизме отсутствием велосипедистов, припаркованными тут и там дорогими машинами, китаянками, гуляющими под солнечными зонтиками, тихими, благочинными, хорошо одетыми детьми и спутниковыми антеннами на загнутых кверху крышах.
Скучающий караульный у ворот открыл калитку и вызвал из здания дежурного офицера. Тот глянул на гвардейское удостоверение Мурманцева, вытянулся, отдал честь.
Через десять минут Мурманцев сидел в кабинете полковника Хонина, пробовал местное освежающее и просил содействия, не вдаваясь в подробности. Хонин снабдил его нужными адресами, выделил машину с шофером-китайцем и предложил придать в помощь младшего офицера. Мурманцев от сопровождения отказался. Дел на острове было немного — побеседовать с рыбаком-свидетелем, просмотреть отчеты тех, кто проводил дознание, встретиться с представителями армейского разведуправления.
На этом они распрощались. Мурманцев отправился в гараж.
Деревушка на берегу в полусотне километров от Тайбэя. Несколько десятков бамбуковых хижин, растянутые для просушки сети, пара одномачтовых лодок на причале, осевшая на мели тупоносая джонка. Машина въехала в деревню, таща за собой шлейф собак и бегущих вприпрыжку китайчат, оставивших все дела ради редкостного зрелища. Желто-серый «Ягуар» с опущенным верхом остановился посреди пыльной улицы и был мгновенно окружен кольцом любопытствующих. Старики в широких соломенных шляпах, дети с вытаращенными глазами, грязные и почему-то тоже узкоглазые псы, вывалившие языки. Все, даже собаки, переговаривались, кивали и тыкали в машину. Водитель — его звали Донг Ю — стал сердито отгонять соплеменников. Те, отойдя на шаг, все равно стояли стеной. Донг начал о чем-то спрашивать — все с той же темпераментной сердитостью. Мурманцев с усмешкой наблюдал за сценой. Из толпы вышел старик с узкой белой бородой до пояса, поклонился и что-то сказал, потом махнул рукой себе за спину. Кольцо зрителей стало редеть. Расходились по одному, по двое, с поскучневшими лицами, разочарованные. Только маленькие китайчата продолжали таращиться.
Шофер поговорил со стариком. Тот показывал рукой, объяснял, куда надо идти. Затем Донг гудком распугал мелюзгу и тронул машину с места.
— Этот рыбак живет в самом конце, — объяснил он пассажиру. — Он дома, не выходит много дней — как привезли из города. Теперь от него нету толка, обуза для семьи. В море не хочет идти. Никуда не хочет. — Донг постучал себя по голове. — Вот здесь стало плохо.
Как и при первой остановке, возле хижины старика-рыбака машину окружила ребятня. Чтобы защитить автомобиль от посягновения, Донг поднял верх, чем вызвал радостное восхищение китайчат. Возле дома сидела на плетеном стульчике женщина и кормила грудью младенца. На гостей она посмотрела неодобрительно и колюче. Донг перекинулся с ней парой слов. Женщина отвечала резко, хриплым голосом. Младенец поперхнулся и закашлялся, разбрызгивая молоко.
— Это дочь старика. Говорит, он уже рассказал все. Спрашивает, что нам еще надо от него. Ее муж тоже был там. Теперь один старик остался. И четверо детей.
Внутри хижина была разгорожена надвое плетеной стенкой. Старик сидел на циновке во второй комнате, что-то хлебал из чашки. Борода доставала до пола. Гостей он как будто не заметил, смотрел в угол и шевелил губами. Донг заговорил с ним и получил в ответ молчание. Переводчик потряс старика за плечо и проорал что-то на ухо, показывая рукой на Мурманцева. Рыбак поставил плошку на пол, скрипучим голосом издал несколько звуков и снова замер. Донг повернулся к Мурманцеву.
— Он сказал: спрашивайте.
Мурманцев огляделся, взял у стены чистую циновку, бросил на пол и по-турецки уселся перед стариком.
— Переведи ему: мне нужны только детали. То, что он уже рассказал другим, мне известно. Может быть, он вспомнил за это время что-нибудь новое.
Ответ старика был коротким.
— Он сказал: всех убили. А его оставили.
— Оставили? Так и сказал — «оставили»?
На этот раз тирада старика звучала продолжительно.
— Говорит, он подумал, им нужны были молодые мужчины, а старик не нужен. Поэтому его оставили, так он думал. А потом узнал, что всех убили. Он говорит, это очень странно.
Мурманцев почувствовал раздражение. Невероятно. В зафиксированных показаниях китайца ничего этого не было. Непрофессионализм тех, кто допрашивал старика до него, слишком бросался в глаза. Никто не удосужился поинтересоваться, что сам свидетель думает об этом похищении.
— Спроси, — сказал он, — те, кто напал на них, — они его видели?
Старик говорил минуты три, при этом энергично кивал, глядя на Мурманцева, будто хотел убедить его в чем-то.
— Он сказал: они пришли и начали угрожать оружием. Он сумел спрятаться в трюме. Завалил себя рыбой, только оставил дырку смотреть. Только не заметил, что борода торчала. Потом увидел, как туда спустился один из тех, в черных халатах, с оружием. Он осмотрел трюм и рыбу, долго смотрел. Потом старик увидел его глаза. Тот человек смотрел прямо на него, в дырку. Потом его позвали сверху, он крикнул в ответ и ушел. Старик подумал, что этот человек его все-таки не заметил. Когда они улетели, он долго ждал. Потом стал вылезать и увидел, что борода торчала между рыбой. Тогда он и подумал, что им нужны были молодые мужчины, а не старики с седыми бородами. Все остальные рыбаки были молодые, сильные.
