Уголовно наказуемым? Еще одно не вполне понятное выражение.
— Это означает, что тебя посадили бы в тюрьму, — пояснила Гвен.
Он фыркнул.
— Зачем мне знать твой возраст? Это имеет какое-то значение?
— Когда ты услышишь полную версию событий, все станет ясно. А теперь молчи и слушай.
Друстан замолчал и поймал себя на том, что ему действительно интересно ее послушать.
— Я отправилась в поездку по Шотландии, не зная, что мне придется ехать вместе со стариками…
Со временем Друстан расслабился и перестал ее перебивать. По звуку ее голоса он догадался, что Гвен сидит в той же позе, что и он, спиной к двери, и говорит с ним, оборачиваясь через плечо. А это значило, что они сидят буквально спина к спине. От осознания того, что они сидят вот так, в темноте, почти касаясь друг друга, возникло странное чувство близости.
Друстану нравился звук ее голоса. Горец только сейчас понял, какой у Гвен низкий, мелодичный и нежный голос. Почему он раньше этого не замечал? Потому что в ее голосе звучала самоуверенность, которой он не переносил? Или потому, что, когда бы она с ним ни заговорила, он забывал обо всем, кроме своего желания, а сейчас, поскольку он ее не видел, обострились иные чувства?
Айе, у нее прекрасный голос, и Друстан не отказался бы услышать, как она поет старинную балладу. Или колыбельную его детям…
Он помотал головой и заставил себя сосредоточиться на ее словах, а не на собственных глупых мыслях.
Нелл молча поставила перед Гвен еще одну чашку кофе и беззвучно удалилась.
— И мы поехали вверх, к камням, но твоего замка там не оказалось. Были только фундамент и остатки внешних стен.
— В какой день я отправил тебя через камни?
— Двадцать третьего сентября, в день осеннего равноденствия. Ты называл его Мабон.
Друстан закашлялся. Это не было основано на слухах и легендах, мало кто знал, что камни можно использовать только во время солнцестояний и равноденствий.
— И что я делал с камнями? — спросил он.
— Ты забегаешь вперед, — предупредила Гвен.
— Просто ответь мне, а дальше рассказывай по порядку. Как я использовал камни?
Над ними, за балюстрадой, Сильван и Нелл устроились на полу, внимательно прислушиваясь к разговору. Нелл, которая приносила для девушки еду из кухни, взлетала по лестнице для слуг и снова усаживалась рядом с Сильваном, тихая как мышка.
— Я не думаю, что тебе нужно слушать… — прошептал Сильван и осекся, когда Нелл прижала губы к его уху.
— Если ты считаешь, что я прожила здесь двенадцать лет и до сих пор не знаю, кто ты на самом деле, то твоя глупость куда больше, чем та, которую Друстан приписывает Гвен.
Глаза Сильвана удивленно расширились.
— Я тоже умею читать, старый пень, — прошептала Нелл.
Его глаза стали напоминать блюдца.
— Умеешь!
— Ш-ш-ш. Иначе многое пропустим.
— Ты собрал рисовальные камни, разломал их в круге и написал на внутренней стороне тринадцати вертикальных камней тринадцать формул.
По спине Друстана пробежала дрожь.
— А потом еще три формулы на центральной плите. И мы стали ждать полуночи.
— О Господи, — пробормотал Друстан.
Откуда она может знать такие вещи? В легендах говорилось, что камни можно использовать для перемещений, но никто — кроме него, Дуга и Сильвана — не знал, каким именно образом. Теперь это знала Гвен Кэссиди.
— Ты помнишь эти символы? — хрипло спросил он.
Она описала некоторые из них, и даже это неполное описание выбило его из колеи. Похоже, она не врала. Разум отказывался в это верить. Ощущение было странным: словно горец столкнулся с проблемой, которую разум не мог охватить целиком, поэтому подсознательно переключался на мелочи и другие темы. Друстан улыбнулся, придумав вопрос, на который Гвен наверняка не захочет ответить.
— Ты говорила, что я лишил тебя невинности. Где и когда я занимался с тобой любовью? — язвительно спросил он, повернувшись к двери.
Гвен тоже повернулась, прикоснулась губами к двери и тут же почувствовала себя полной дурой. Но ведь он сидел там, и именно в этом месте, судя по звуку его голоса, должны были находиться губы Друстана. Раньше его слова звучали глуше, он явно сидел к ней спиной, а на этот раз повернулся.
— В кругу камней, незадолго до того, как мы прошли через них.
— Я знал, что ты девственница?
— Нет, — прошептала она.
— Что?
— Нет, — повторила Гвен уже громче.
— Ты обманула меня?
— Нет, просто не думала, что это важно.
— Чепуха. Иногда не сказать всей правды — это все равно что соврать.
Гвен моргнула. Это были ее собственные слова, только адресованные уже ей.
— Я боялась, что ты не станешь заниматься со мной любовью, если я об этом скажу, — призналась она.
«А ты боялся, что я брошу тебя, если пойму, кто ты на самом деле. Шикарная из нас получилась парочка».
— Как вышло, что в двадцать пять лет ты все еще была нетронутой?
— Я… Я просто не нашла подходящего мужчины.
— И какой бы мужчина подошел тебе, Гвен Кэссиди?
— Какое отношение это имеет к моему…
— Учитывая, где ты меня заперла, ты могла бы и ответить на вопрос несчастного узника.
— Ну хорошо, — неохотно согласилась она. — Подходящий мужчина… он должен быть умным и веселым. У него должно быть доброе сердце, и он должен быть верным…
— Верность так важна для тебя?
— Очень. Я не делюсь. Если это мой мужчина, то он только мой.
— Продолжай. — Судя по голосу, Друстан улыбался.
— Ему должны нравиться простые вещи. Например, хороший кофе и вкусная еда. Семья…
— Ты хочешь детей?
— Десяток, — ответила Гвен.
— Ты стала бы учить их чтению и тому подобным вещам?
Гвен глубоко вздохнула, ее ресницы стали мокрыми. Все в жизни должно быть уравновешенно. А в ее жизни баланса не наблюдалось. Она прекрасно знала, чему будет учить своих детей.
— Я буду учить их читать и мечтать, смотреть на звезды и верить в чудеса. Я научу их тому, что играть и работать нужно с радостью.
Она хмыкнула и мягко добавила:
— А еще я научу их тому, что вся мудрость мира не заменит любви.