Хоуп. Я не шучу, город и правда назывался Хоуп.[79]
Говорят, военные шишки выбрали его из-за местности, чистой и открытой: пустыня спереди, горы сзади. Идеально для первого столкновения, сказали они, и название тут ни при чем. И правда.
Шишки действительно хотели, чтобы пробная операция прошла гладко. Первая наземная схватка после Йонкерса. В тот раз, знаете, слишком много было поставлено на карту.
— Переломный момент?
— Да, наверное. Новые люди, новый тип обучения, новый план — все вроде как переплелось для большого старта.
По дороге мы встретили пару десятков упырей. Собаки-нюхачи их находили, а кинологи пристреливали из винтовок с глушителями. Мы не хотели привлекать внимания, пока не устроимся на месте. Хотели играть по нашим правилам.
Потом начали сажать «сад»: столбики для палаток с ярко-оранжевым скотчем, вряд, через каждые десять метров. Это были наши метки дальности, по которым мы могли точно определить расстояние до цели. Некоторые выполняли мелкие обязанности, вроде вырубки кустарника или подноски ящиков с боеприпасами.
Другим оставалось только ждать, пожевать чего-нибудь, перетрясти рюкзак или даже урвать момент и прилечь, если получится заснуть. Мы многому научились после Йонкерса. Начальство хотело, чтобы мы вступили в бой отдохнувшими. Проблема в том, что у нас было слишком много времени для раздумий.
Вы видели фильм, который снял о нас Элиот? Та сцена, где рядовые сидят вокруг костра и ведут такие умные разговоры, делятся планами на будущее и мечтами, да еще парень с губной гармоникой. Чушь, все было совсем не так. Во-первых — середина дня, ни костров, ни гармоники под звездами, и вообще все вели себя очень тихо. Но у каждого в голове крутилось одно: «Какого черта мы здесь делаем?» Теперь здесь дом зомби, и пусть бы так оно и оставалось. Нас всех подбадривали разговорами о будущем человеческого духа. Крутили речь президента, бог знает сколько раз, но президент не здесь, не у парадных дверей зомби. За Скалистыми горами спокойно. Так какого черта мы притащились сюда?
Где-то в час затрещало радио. Кинологи, их собаки встретили неприятеля. Мы вскочили, разобрали оружие и заняли места на линии огня.
Основа новой боевой доктрины — шаг в прошлое, как и во всем остальном. Мы выстроились в прямую линию в два ряда: один активный, один резервный. Резерв нужен, чтобы подменить кого-нибудь из первой линии, когда тот перезаряжает оружие. Теоретически, когда все либо стреляют, либо перезаряжают, мы могли укладывать зомби, пока не кончатся боеприпасы.
Мы услышали лай, собаки вели мертвяков к нам. На горизонте появились упыри, сотни упырей. Меня затрясло, хоть я не в первый раз встречал зомби лицом к лицу поел Йонкерса — участвовал в зачистках в Лос-Анджелесе, помогал в Скалистых горах летом, когда таял снег в ущельях. И каждый раз меня трясло чисто не по-детски.
Собак отозвали за линию огня. Мы переключились на «главный механизм заманивания». Теперь таким обзавелась каждая армия. Британцы использовали волынки, китайцы — горны, южноафриканцы звякали ассагаями и орали свои зулусские военные речевки. У нас был тяжелый металл. «Айрон Мэйден». Лично я не поклонник металла. Мне больше по душе классический рок. «Driving South» Хендрикса — самое тяжелое из всего, что я слушал. Но надо признаться: стоя там, на пустынном ветру, с «Тпе Тгоорег», отдающимся в груди, я проникся. Механизм заманивания предназначался, строго говоря, не для Зака. Он настраивал нас на бой, разрушал проклятие зомби, понимаете, не давал струхнуть, как говорят британцы. Я пришел в себя и, держа винтовку наготове, не спускал глаз с растущей, накатывающей орды. Мне хотелось кричать: «Ну, иди сюда, гребаный Зак, займемся делом!»
Как только они вплотную приблизились к столбикам, музыка начала стихать. Командиры групп закричали: «Первый ряд, готовсь!» Первый ряд встал на колено. Последовал приказ «целься!», а потом, когда мы затаили дыхание, когда заглохла музыка, прозвучало: «ОГОНЬ!».
По первому ряду пробежала рябь, загрохотали выстрелы, падал каждый упырь, зашедший за первые столбики. У нас был строгий приказ: валить только тех, что пересекают линию. Остальных — ждать. Мы тренировались месяцами и теперь действовали инстинктивно. Сестра Монтойя подняла оружие над головой — сигнал, что у нее пуст магазин. Мы поменялись местами, я снял винтовку с предохранителя и нашел первую цель. Нуб,[80]умерла не больше года назад. Грязные светлые волосы висели кусками на загрубевшей коже. Вздувшийся живот рвался из-под выцветшей черной майки с надписью «Г — от слова гангста». Я прицелился меж ее сморщенных, молочно-голубых глаз… знаете, это ведь не сам взгляд затуманенный, просто глазные яблоки покрываются крошечными ранками от пылинок, а у Зака не бывает слез. Эти исцарапанные по-детски голубые глаза смотрели прямо на меня, когда я жал на спуск. Очередь опрокинула ее на спину, из дырки во лбу вырвалась струйка дыма. Я вдохнул, нашел следующую цель — и все, начал работать на автомате.
Нас учили стрелять по разу каждую секунду. Медленно, уравновешенно, как машина. (Начинает щелкать пальцами).
— На практике мы тренировались с метрономами. Инструкторы не уставали повторять: «Они ведь не торопятся, а вам зачем?» Это способ успокоиться, задать себе темп. Мы должны быть такими же медлительными роботами, как они. «Переплюньте зомби», — говорили нам.
(Скова щелкает пальцами).
— Стреляешь, меняешься, перезаряжаешь, делаешь пару глотков из походной фляжки, подхватываешь обойму у сэндлеров.
— Сэндлеров?
— Да, перезаряжающие команды, специальные подразделения, единственной задачей которых было следить, чтобы у нас не кончились боеприпасы. Мы брали ограниченное число обойм, а чтобы перезарядить каждую, уходило слишком много времени. Сэндлеры бегали вдоль ряда, собирая пустые обоймы, набивали их патронами из ящиков, а потом передавали тому, кто подавал сигнал. История такая: когда мы начали практиковаться с перезаряжающими командами, один из парней начал копировать Адама Сэндлера. Понимаете, «Водонос» — «Снарядонос». Офицеры не были в восторге от прозвища, но перезаряжающим командам нравилось. Сэндлеры спасали жизни, вышколенные, как чертовы балерины. Не думаю, что в тот день или ночь кому-то не хватило пули.
— Ночь?
— Они все шли и шли, настоящая «цепная атака».
— Так вы называете крупномасштабную атаку?
— Хуже. Вас видит один упырь, он идет к вам и стонет. В километре от вас другой упырь слышит стон, идет на него и стонет сам, чтобы его услышал еще один и так далее. Черт, если в округе их довольно много, если цепь не прервется, кто знает, из какой дали они подтянутся. Мы сейчас говорили только об одном на километр. А если их десять, сто, тысяча?
Они стали накапливаться, образуя жутковатый частокол у первой метки дальности, гора трупов, которая росла с каждой минутой. Мы выстраивали крепость из мертвецов. Теперь нам приходилось всего лишь простреливать каждую голову, которая появлялась сверху. Офицеры это предусмотрели. У них была такая штуковина вроде перископа на башне,[81]которая позволяла заглянуть выше стены. Еще они пользовались передачами со спутников в реальном времени и данными с разведывательных самолетов, хотя мы, рядовые, понятия не имели, что там видит начальство. «Лэнд Уорри-ор» остался в прошлом, и нам надо было только сосредоточиться на том, что видим перед собой.
