– Не плакать надо было, а идти в ментовку с повинной…Ты знал, что это не Дусик убил старух, знал, но смолчал!
Алекс тупо уставился в стену – ему было невыносимо стыдносмотреть Вульфу в глаза, сам же Вульф, лицо которого стало принимать свойестественный цвет, обратился к Головину:
– Ну что, Станислав Палыч, как я и обещал, убийцанайден… И им оказался не я, как вы вначале думали, даже не сынулька мойчеканутый… Кстати, что будет с Дусиком?
– Его будут судить за нападение на человека.
– Это ладно, судите. За свои поступки надо отвечать.
– Посидеть придется… Если вы, конечно, не наймете емухорошего адвоката типа Петра Алексеевича, который убедит судью в том, чтоусловного заключения будет достаточно…
– Пусть выпутывается сам, – сухо ответилВульф. – К тому же Дусик в тюряге не пропадет, вот увидите, из-за него ещена дуэли драться будут…
Головин встал со стула, прошел к двери, выглянул в коридор,поманил кого-то пальцем. В кабинет ввалились два милиционера и прямикомнаправились к дивану, где сидел Бергман. Алекс поднялся, выставил руки вперед.На его запястьях тут же сомкнулись наручники, вынутые Стасом из засаленногокармана дубленки.
Алекса вывели.
Спустя минуту в помещении не осталось никого, кроме Петра.
Елена
Лена сидела в своей машине, вцепившись ледяными пальцами вруль. С того момента, когда она нырнула в салон, прошло уже пятнадцать минут,но она все не решалась завести мотор автомобиля. Она понимала, что ни за что несправится с управлением и влетит в первый фонарный столб.
«Нужно вызвать шофера Мишу, – вяло подумалаЛена, – он приедет и увезет меня домой». Но для этого надо залезть вкарман за телефоном, набрать нужный номер, а Лена не могла заставить себяпошевелиться. С ней бывало такое и раньше. Например, когда она узнала, чтоСергея посадили, она окаменела на целых два часа… Новость эта застала ее заобедом, и она, опрокинув тарелку с супом себе на колени, замерла. Сидела, какпень, хлопала глазами, думала о чем-то абстрактном (о всяких глупостях, типадаст ли ее любимый розан новый побег) и не замечала, как горячий бульон жжет ейногу, как по платью растекается жирное пятно… Потом след от ожога целый месяцона лечила облепиховым малом, а платье оттирала водкой. Вспомнить же, о чемдумала, кроме розана, так и не сумела…
И вот теперь, спустя почти двадцать пять лет, она сидит внепрогретой машине, вцепившись в руль, не двигаясь, не думая ни о чемсерьезном, и ждет, когда наваждение пройдет…
Неожиданно дверь машины распахнулась, и в салон всунуласьседовласая голова Сержа.
– Сидим? – спросил Отрадов, внимательно взглянув взастывшее Ленино лицо. – А чего сидим, не едем?
Лена не ответила: размыкать губы ей тоже не хотелось – наваждениене прошло.
– Ну-ка подвинься, – скомандовал Серж, легонькоподпихивая Лену в плечо.
Лена оторвала руки от руля, передвинулась на соседнеесиденье.
Серж устроился на водительском месте, открыл заднюю дверцу.В салон тут же шмыгнула давешняя девушка Аня (невесть откуда взявшаяся внучкаГеоргия Шаховского), испуганно глянула на Лену, открыла рот, чтобы что-тосказать, но Сергей предупредительно мотнул головой, и девушка промолчала.
Сергей тем временем завел мотор, машина плавно тронулась.
Лена откинулась на сиденье, закрыла глаза. Она не знала,куда Сергей собирается ее везти, но ей было все равно. Сейчас она готова быламчаться хоть на край света – куда угодно, только не домой, где все (мебель,одежда, цветы, картины, даже собака Дуля) напоминает об Алексе.
Всю дорогу она молчала, молчали и ее попутчики: Сергейвнимательно следил за дорогой, девушка читала. А Лена потихоньку началаоттаивать (то ли наваждение стало проходить, то ли печка заработала), замечатьнекоторые мелочи, такие, например, что Сергей слишком пристально смотрит встекло, а Аня – не менее пристально в раскрытую на коленях тетрадь. Создавалосьвпечатление, что они оба боятся встретиться с ней взглядом…
– Куда мы едем? – спросила Лена, обратив вниманиена то, что они свернули с кольцевой на какую-то периферийную трассу.
– Ко мне домой…
Лена удовлетворенно кивнула и вновь погрузилась в своиабстрактные думы.
Путь до дома Сергея занял много времени: Лена успеламысленно дать пространное интервью на тему льготного налогообложения одномутележурналисту и сварить фасолевый суп, который уже лет десять не готовила…Когда машина подкатила к высокому забору, окружающему двухэтажный особняк, Ленасобралась переключиться на думы о целесообразности разведения стручковой фасолина своем приусадебном участке…
– Приехали, – сообщил Сергей, оторвав Лену отерундовых (спасительных!) мыслей. – Пойдемте, дамы…
Он вылез из салона, помог выбраться Лене, потом подал рукуАне, и они втроем вошли сначала в ворота, затем в дом.
В холле было прохладно, поэтому первым делом, когда всеразделись и расположились в гостиной, Сергей разжег камин. Затем, когда дровазанялись огнем, подошел к Лене, опустился рядом с ней на колени, взял ее руки всвои большие ладони, прижал их к груди.
– Я понимаю, что ты страдаешь, – проникновенноначал он, перемежая свои слова легкими поцелуями в костяшки ее пальцев, –я понимаю, что тебя сейчас трудно утешить, – его горячие губыпереместились на тыльную сторону ее ладони, – но хочу сказать тебе – невсегда теряя близкого, мы остается в одиночестве, – он приложил ее ладоньк своей щеке, – иногда, теряя, мы обретаем другого родного человека… Ты неодна, Лена, у тебя есть…
– Ты? – закончила за него Елена.
– Я – это бесспорно, но сейчас речь не обо мне… –Он поднялся с колен, сел рядом с Леной на диван, крепко обнял ее, потомобратился к безмолвствующей девушке: – Анюта, дай, пожалуйста, бабушкиндневник…
Аня подала Сергею ту самую тетрадь, которую читала в машине.Она была раскрыта на середине, и Лена смогла разглядеть, что ее страницыисписаны знакомым каллиграфическим почерком.
– Это мамин дневник? – уточнила она, принимаятетрадь из Сережиных рук.
– Да, и ты должна его прочесть…
– Сейчас? – немного удивилась Лена.
– Именно сейчас… – Сергей ткнул пальцем в один изабзацев. – Начни отсюда…
Лена послушно опустила глаза, прочла первую строчку: «3сентября 1979». Боже! Она помнила эту дату! Именно третьего сентября онавпервые увидела Сергея!
– Читай дальше, Леночка, – прошептал Сережа ей наухо. – Читай…
И она начала читать.
Под «3 сентября 1979» была еще одна строка: «Он приехал!Люблю! Страдаю! Умираю!» На этом запись заканчивалась. Следующая уже относиласьк 12 сентября и содержала следующие строки:
