Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Я перечитывал его множество раз и постоянно ношу с собой как знак вашего доброго отношения ко мне и того, что вы обо мне помните! Вне сомнения, я счастлив! Единственное, что огорчает меня, это то, что вы слишком редко пишете вашему преданному другу! Но я не обвиняю вас! У вас не так много свободного времени. Ведь вы должны помогать вашей уважаемой матушке в содержании дома, а также много сил отдаете организации ваших замечательных еженедельных салонов (где некогда бывал и я, о чем неизменно вспоминаю, тоскуя о наших с вами встречах).
У меня, мадемуазель Полин, тоже не так уж много выдается не занятого делами времени. Но я, тем не менее, стараюсь писать вам при любой возможности. Вот как сейчас: я закончил работу с протоколами Исполнительного Комитета Коммуны, которую поручил мне ваш неугомонный брат в дополнение к моим обязанностям начальника штаба Второго воздухоплавательного отряда и, борясь со сном, предвкушаю мысленно предстоящую беседу с вами в оставшиеся до рассвета пару часов — никто не помешает мне насладиться нашим общением, ничто не отвлечет от любования вашим милым образом!
Итак Вы спрашиваете, как поживает ваш дорогой брат?
Ваш брат, м-ле Полин, — великий человек, правда, сам он при этом называет себя идиотом, но эта скромность лишь подчеркивает степень его величия (как мне кажется…). Я и раньше это знал, но сейчас уже никто не усомнится в его гениальности: то, что он сумел сделать за несколько дней, не имея в своем распоряжении практически ничего, — бесподобно. Лишь Цезарю да Александру Великому удавалось в прежние времена подобное!..»
5
Из записок Лазара Карно:
«В тот день Конвент назначил мне дать объяснение по ходу работ в Шале-Медон, по которым возник ряд вопросов. Чтобы не ударить в грязь лицом, я вызвал в Париж генерала Бонапарта, руководившего всей деятельностью непосредственно на месте. Генерал Бонапарт незамедлительно прибыл, и мы с ним часть утра провели в отведенных для работы помещениях дворца Тюильри, готовя тщательный доклад для депутатов. Генерал Бонапарт решительно отмел все сомнения по поводу необходимости ведущихся работ, указав на большие масштабы поставленной перед ним задачи и присовокупив также перечень уже полученных новшеств, включая новые станки по обработке металла, быстросооружаемые дороги для конного транспорта и, безусловно, удивительное открытие гражданина Лебона, демонстрация которого намечена была в самые ближайшие дни.
Мы настолько увлеклись проработкой аргументов про- и контра предстоящего доклада, что не слышали и не видели ничего происходящего вокруг дворцового комплекса (тем более что окна нашего помещения выходили во внутренний двор). Каково же было наше удивление, когда, выйдя в коридор, мы обнаружили немалое количество людей, торопливо направлявшихся к запасным выходам из дворца. В том числе и депутатов. На наш удивленный вопрос нам ответили, что толпа жителей предместий окружила Тюильри и уже готова смять охрану и ворваться в зал заседаний. И что пока не поздно, лучше прибегнуть к бегству.
Однако не все были настроены столь пессимистично. Мой знакомый, депутат Бурдон, сказал, что направляется, чтобы призвать на помощь патриотов центральных секций, дабы разогнать наглую толпу.
Я оказался в затруднительном положении, не зная, как поступить. Но генерал Бонапарт решил тогда все за меня.
Произнеся, кажется, по-корсикански, странную фразу:
— Люди, витающие в облаках…[5]— он быстро подошел к окну, выходящему на улицу, и некоторое время вглядывался в происходящее там. А затем обратился ко мне: — Это и в самом деле просто толпа. Орут и машут руками… Разогнать их ничего не стоит. Не кажется ли вам, гражданин Карно, что при подобном раскладе интересней было бы пройти в зал заседаний и полюбоваться спектаклем из партера?
Я не нашелся что возразить. И таким образом стал свидетелем переломного момента французской истории: волею обстоятельств именно в этот день жерминаля, когда народное возмущение захлестнуло даже Национальное Собрание, работу его впервые наблюдал лично присутствовавший Наполеон Бонапарт.
А он именно наблюдал. Беснующаяся толпа не интересовала его. Истерические женщины, метавшиеся по проходам с распущенными волосами и пронзительными завываниями „Хлеба! Хлеба!“, едва удостаивались его взгляда. Скрестив руки на груди и сжав зубами незажженную трубку, подобно капитану попавшего в шквал судна, Бонапарт внимательно следил за действиями депутатов, стоя у стены рядом со мной. И можно было не сомневаться — ему уже тогда, без сомнения, был ясен смысл происходящего!
— Шустро работают! — оценил он, когда депутат Мерлен из Тенвилля бросился навстречу вошедшим в зал санкюлотам с простертыми руками и разразился речью от имени пришедших, не дав им рта раскрыть. С Горы ему закричали: „Мерлен, на место! Прекрати демагогию!“, на что он с пылом отвечал: „Мое место среди народа! Я не хочу, чтобы вы его вводили в заблуждение!“ — чем вызвал громкую, но бестолковую перепалку с депутатами-монтаньярами, возмутившимися брошенным обвинением.
Со всех сторон слышались самые разнообразные выкрики, призывающие к спокойствию и требующие дать слово представителям народа, перемежаемые воплями женщин „Хлеба!“ и добивающиеся освобождения патриотов из тюрем. Слабые призывы председательствовавшего в этот день Пеле из Лозеры к соблюдению порядка в зале только добавляли путаницу в происходящее, не приводя ни к какому положительному результату.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, воспользовавшись возникшей на минуту паузой в криках.
— Да, опыт парламентской борьбы у господ присяжных заседателей ощущается немалый! — ответил Наполеон. Не отрываясь от развертывающегося перед нами зрелища. — Это вам не ишака купить!.. Управление толпой захватили буквально с ходу!..
У меня не было в тот момент возможности спросить, где этот в общем-то молодой человек набрался парламентского опыта — не на Корсике ли? Но то, что Мерлен, Пеле и еще несколько других депутатов сумели обуздать устремления народной массы, было очевидно. С какими бы намерениями ни ворвались сюда санкюлоты, они вынуждены были терпеливо дожидаться, когда депутаты возобновят работу Конвента. Завязавшейся же словесной баталии окончания не просматривалось… Тем более что в нее втянулись многие из пришедших, особенно женщины… При наличии охраны можно было бы прибегнуть к принудительным мерам по наведению порядка. Но сейчас охрана была неизвестно где. Поэтому склоке можно было только дать улечься самой.
В конце концов — после изрядного промежутка времени — страсти действительно утихли, уступив утомлению. Тогда на трибуну поднялся один из пришедших санкюлотов и обратился к Конвенту с речью.
— Граждане представители! — произнес он, напрягая голос, чтобы перекрыть несмолкающий гул аудитории. — Вы видите перед собой людей 14 июля, 10 августа, а также 31 мая. Мы обращаемся к вам! Народ устал быть жертвою богачей и крупных торговцев! Пора, чтобы в этой зале царил мир — благо народа ставит вам это в обязанность. Перед вами масса чистых патриотов, которые не затем низвергли Бастилию, чтобы позволить возводить новые тюрьмы, предназначенные для ввержения в оковы энергичных республиканцев! Патриоты должны быть освобождены! И патриоты не должны страдать от голода! Что сталось с нашими урожаями? Где хлеб, собранный на нашей территории? Ассигнации потеряли свою ценность, и потеряли ее из-за ваших декретов! А богачи не желают этого знать!.. Где священный закон Республики? Почему его нет? Где конституция, которую вы должны были явить народу? Сколько можно ждать?.. А ты, священная Гора, — разразись, прогреми громом, рассей тучи, раздави своих врагов: люди 10 августа и 31 мая тут, чтобы оказать тебе поддержку! Хлеба голодным! Свободу патриотам! Смерть роялистам! Да здравствует Конституция!..
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
