— Письма…
— Отдай их мне, — оборвал Бен. — И закрой тайник.
Я заартачилась:
— Мы же не…
— Думаешь, здесь они будут целее?
— Я не собираюсь их красть.
Бен выхватил у меня листки.
— Как хочешь, — съерничал он. — Тогда я украду. Теперь верни картину на место и пошли отсюда.
Я оглянулась на сэра Генри.
— Послушай его, — прохрипел он.
Я надавила на розетку, и живописная панель, щелкнув, захлопнулась, встав заподлицо со стеной. Справа виднелась высокая дверь, ведущая назад, к галереям. Бен, подойдя, тихо отворил ее. Внутренняя ограда галереи была здесь остеклена, и ее окна теперь поблескивали как лед — свет концертных огней проникал во двор, но коридор лежал в непроглядной тени. Вся внутренняя часть дома погрузилась во тьму, даже парадный зал напротив открытой части двора.
Куда пропала миссис Квигли? Страх свил меня по рукам и ногам.
— Не выходи на свет, — чуть слышно пробормотал Бен. И мы, держась темной внутренней стены, беззвучно припустили по коридору. Бен почти волок на себе сэра Генри.
Неподалеку от парадного зала нас остановил сильный стук в двери. Мы разом застыли. Когда миссис Квигли впускала нас, они оставались открытыми, и я не помнила, чтобы их запирали. В тусклом свете, пробивающемся с улицы, казалось, будто мраморный Шекспир скорчился от боли. Бен включил фонарь и пробежал лучом по залу. Тут-то я поняла, почему фигура Шекспира показалась мне согнутой: у подножия статуи на коленях стояла миссис Квигли. Потом я заметила шарф у нее на шее, другой конец которого был закреплен у Шекспира на руке, увидела, как странно наклонена ее голова, как посинели губы и выпучились глаза…
Всучив мне фонарь, Бен бросился освобождать ее от удавки. Я шагнула вперед, не отводя луча.
В двери снова забарабанили, теперь уже громче и настойчивее.
Бен, поддерживая женщину одной рукой, стал сдергивать шарф, но тот не поддавался.
Я передала фонарь сэру Генри, чтобы помочь Бену с узлом, и миссис Квигли соскользнула к нему в объятия, подняв облачко из белых перышек. Приглядевшись, я заметила у нее зеркальце на шейной цепочке.
— «Повешена, бедняжка», — произнес сэр Генри надтреснутым голосом. Световое пятно, в котором мне открылась эта нелепая пиета, задрожало и запрыгало. Мы наблюдали «Короля Лира» — тот миг, когда старый король находит Корделию и отчаянно старается уловить ее дыхание, поднося ко рту зеркало или пушинку. Но зеркало не туманилось, пушинка не шевелилась. «Нет жизни, нет!»[39]
Опять забарабанили в дверь, но вскоре стук оборвался, и вслед за тем в скважине заскрежетал ключ.
Бен поднял голову. Бледный ужас у него на лице уступил отчаянной сосредоточенности. Уложив миссис Квигли на пол, он вскочил и потянул меня назад в коридор.
— Живо! — выпалил Бен. Подставив сэру Генри плечо, он погнал нас обратно по галерее. В тот самый миг входная дверь распахнулась.
Я почти не помнила, как мы поднимались по ступенькам в поисках миссис Квигли, а Бен, оказывается, подмечал все вокруг. Он вывел нас к лестнице, и очень вовремя: позади в коридор хлынул свет. Закричала женщина.
Пока над нами по галерее грохотали шаги, мы кружили по лестнице, устремляясь все ниже и ниже. Женщина перестала кричать и пронзительно зарыдала, а потом резко стихла.
Мы высыпали в сводчатый зал на первом этаже — тот, что когда-то служил главной прихожей. Одна застекленная дверь вела отсюда во двор, а другая, еще более громоздкая, открывалась на лужайку. В темноте бледной лентой вилась галечная тропка — призрак большой дороги, по которой некогда возили сюда Шекспира.
Бен взмахом руки велел нам не высовываться, а сам прокрался к внешней двери, выглянул и тут же отпрянул, распластываясь по стене. Я замерла. Мимо пронеслась толпа людей в форме, направляясь к главному входу, но двое задержались у двери. Бен еще раз махнул нам и поднял пистолет. У меня перехватило дыхание.
Дверь была заперта. Один полицейский замахнулся дубинкой, чтобы выбить стекло. Бен прицелился.
— Ты что, приятель?! — вмешался второй страж порядка. — Это же графский особняк! Велено не вламываться. Пока.
Они потрусили за остальными. Меня мало-помалу отпустило. Когда шаги стихли, Бен протянул руку и отпер дверь, потом поманил нас к себе.
— Только не бегите, — прошептал он еле слышно. Мы с сэром Генри нырнули ему под руку — навстречу ночи.
Однако приказ «не бежать» вовсе не значил «плестись как черепахи». Мы отправились вниз, откуда прибыла полиция. Тропинка вела через лужайку к берегу узкой речушки. Свернув за угол особняка, мы увидели справа тыл эстрады и зрителей позади нее — кого за столиками, кого на траве. Все смотрели на дом.
— Затеряемся в толпе, — сказал Бен.
Мы уже были на полпути к эстраде, как вдруг сверху распахнулось окно. Кто-то крикнул «Стой!», на что Бен ответил «Бежим!», и мы побежали в обход сцены.
Едва мы ворвались в толпу зрителей, все огни потухли, кроме оркестрового софита. Бен успел только шепнуть нам: «Давай врассыпную». В темноте зазвучал одинокий тенор. Non nobis domine: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему…»
Бен стал пробираться между столиков. Я отправилась в ту же сторону, только другой дорогой. Сначала никто не обращал на нас внимания — настолько все были поглощены музыкой. За первым голосом вступил хор, его подхватили струнные, а чуть погодя духовые. Потом люди, видимо, решили, что мы каким-то образом участвуем в представлении, даже стали нас подзадоривать. Так мы добрались до речки. Последний рывок дался сэру Генри нелегко: он побледнел, и его щека снова закровоточила. Бен опять подставил ему плечо, помог спуститься но берегу и перебраться вброд. Я пошла за ними. Речушка оказалась холодной, зато неглубокой.
На другом берегу я обернулась. По лужайке к сцене стекались темные силуэты. Луч прожектора осветил одного из наших преследователей, и я узнала его. Инспектор Синклер сел нам на хвост.
Медные духовые выстрелили в небо фанфарами, и зрители встали, попеременно поднимая головы.
— Бегом! — приказал Бен. Я повернулась и побежала вверх по склону, к чернеющему впереди спасительному лесу. Едва мы добрались до опушки, оркестр разразился громовым финалом. По полю прокатился пороховой треск, и в следующий миг рядом с домом грянуло низкое «бу-ум». Я оглянулась на звук и увидела над собой сноп из золотых, синих и зеленых искр. Меня бросило в холод, но через миг я поняла, что происходит. Не обстрел — фейерверк! Традиционное завершение летнего концерта под звездами. Еще один огненный залп взвился в небо и с шипением рассыпался победными вымпелами. а внизу, точно король, внимающий восторгам поклонников, приосанился Уилтон-Хаус.
