Первые два счета ничего не дали, и Тим почувствовал ужас, когда представил, что ему придется прозванивать каждый номер из этой пачки. Но потом он заметил повторяющийся номер, по которому звонили всегда в одно и то же время, примерно в 23:30, каждый понедельник, среду и пятницу. Он просмотрел счета еще раз и обнаружил, что были еще звонки, поступавшие на этот номер менее регулярно около 7:30 утра.
Умно, умно, Баурик.
Баурик знал, что если кто-нибудь задастся целью его найти – а такая возможность существовала, учитывая, что на нем лежала часть вины за одно из самых громких массовых убийств в истории Лос-Анджелеса, – то преследователь наверняка отследит звонки от его самых близких людей. Поэтому, вместо того чтобы позволить звонить себе в квартиру, он установил время, когда с ним можно было связаться вне дома.
Тим набрал номер и, не кладя трубку, наблюдал, как телефон трезвонит и трезвонит. Он был уверен, что это платный номер. После семнадцатого звонка мужчина поднял трубку. Он говорил с сильным индийским акцентом:
– Пожалуйста, перестаньте звонить. Это платный телефон. Вы отпугиваете моих клиентов.
– Извините, сэр, но трубку должна была взять моя девушка. Я немного беспокоюсь, что ее там нет, и хотел бы забежать и поискать ее. Не подскажете, где вы находитесь?
– Угол Линкольн и Палмс.
Тим уже знал, где это, но ему пришлось спросить, чтобы отделаться от цензора, который звучал у него в голове:
– А Ваш магазин…
– «7-Одиннадцать».
Тим повесил трубку и посмотрел на часы: 20:11. Он удивился, обнаружив, что занимается этим уже около тринадцати часов. Время пролетело незаметно, его течение не нарушалось мыслями о жене и дочери, этике и ответственности. Просто работа, приносящая удовлетворение.
До дежурного звонка Баурика оставалось больше трех часов, но он решил поехать на место, чтобы осмотреть территорию. Магазин «7-Одиннадцать» был расположен на оживленном перекрестке, и Тиму легко было оставаться незаметным. Он припарковался на стоянке на дальней стороне улицы, откуда хорошо просматривался вход в магазин. После шести часов счетчики не работали, и ему не нужно было волноваться насчет инспекторов уличного движения.
Он вошел в магазин и купил большую чашку кофе и пачку сигарет. Кофеин и никотин – две плохие привычки, приобретенные им во время засад и слежки. Дебуфьер смотрел на Тима с неровно прокрашенного снимка на обложке таблоида.
Платный телефон оказался у задней стены магазина рядом с единственным автоматом устаревших видеоигр. Прыщавый парень увлеченно во что-то играл.
Тим поудобнее устроился в машине и стал ждать, не сводя глаз со стеклянной двери, которая то появлялась, то исчезала за проезжающими грузовиками и легковушками. Чтобы не отвлекаться, он выключил мобильник; второй телефон он оставил дома. Он уже выпил кофе и выкурил полпачки, стряхивая пепел в пустую банку из-под кока-колы. На него нашло гипнотическое состояние тупой сосредоточенности, сродни тому, что бывает во время бега на длинные дистанции или на фотографиях с отдыха. Его зад онемел. Он посмотрел на себя в зеркало и заметил, что синяк, который Дрей поставила ему две недели назад, не торопится сходить с лица, хотя значительно потускнел и превратился в широкое синеватое пятно.
23:30. Ни следа Баурика. До 1:15 Тим ждал просто из упрямства. Наконец он тронулся с места. Его позвоночник гудел, десны ныли от горячего кофе, и он поклялся завтра сидеть в поясе с грузом и жевать подсолнечные семечки.
Дома он поставил будильник на 5:30 утра, чтобы успеть вернуться на пост на случай, если Баурик перенес время звонка на утро вторника. Он поспал, проснулся и вернулся в магазин, остановившись по дороге, чтобы купить полароид и пояс с грузом, который он нацепил на талию, чтобы дать спине дополнительную поддержку. Счетчики ожили в 7:00, и через пятнадцать минут Тиму пришлось мотаться вокруг квартала, чтобы его не засек инспектор уличного движения.
Он сидел до 10:15 и плевал шелуху от семечек во вчерашний стаканчик из-под кофе. Тим решил, что звонки Баурика, поступавшие в 7:30 утра, были созвоном с подружкой перед работой, поэтому следующие несколько часов он, вероятнее всего, будет занят. Тим уехал, на скорую руку перекусил сандвичем и сидел в засаде с 11:30 до 14:30 на случай, если Баурик решит забежать на ланч. Он вернулся к магазину в 16:30 и просидел долгие сверхурочные часы до 23:30 и дальше до 1:00 ночи.
Вымотанный и удрученный, он отправился домой. Мучаясь бессонницей, он сидел, изучая данные телефонных счетов. В самом свежем счете Эрики Хайнрих были звонки только за первую неделю месяца – что, если это устаревшая информация? За последние три недели расписание звонков могло измениться. Завтра среда – один из дней, когда Баурику звонили регулярно, поэтому Тим решил сидеть в засаде еще двадцать четыре часа.
Когда он наконец включил мобильник, то обнаружил, что за последние два дня было всего два сообщения. Первое было от Дрей: она выражала разочарование по поводу того, что записи государственного защитника не дали новых зацепок.
В следующем сообщении Дрей говорила, что Таннино снова звонил – уже второй раз за эту неделю, – беспокоясь за Тима и желая узнать, как он. Аненберг позвонила вчера около 3 часов ночи. Ее сообщение было коротким: «Тим, Дженна».
Тим был доволен, что остальные члены Комитета его не трогали, как он и просил. Особенно радовало то, что Роберт и Митчелл какое-то время не будут путаться у него под ногами. Он еще два раза послушал первое сообщение Дрей, пытаясь отследить те моменты, когда ее голос становился хрипловатым, что означало потребность или желание быть рядом с ним.
Он сидел за маленьким столом, разглядывая фотографию Джинни, которую всегда носил в бумажнике, и чувствуя, как мысли просачиваются друг в друга, стирая границы между собой. Потом он попробовал заснуть, но это ему не удалось. Тим лежал на животе, глядя на будильник, когда стрелки на нем показали 5:30 и он издал пронзительный звук.
Тим просидел в засаде весь день, отходя только для того, чтобы облегчиться и перехватить буррито у прилавка на улице. Его голова, недовольная нехваткой стимуляторов, плыла в похмельном тумане. Казалось, в воздухе больше выхлопных газов, чем кислорода, – и ни малейшего намека на то, что в десяти кварталах отсюда раскинулся океан.
День перешел в сумерки, сумерки превратились в ночь. Когда время перевалило за 23:15, Тим на одно крепление ослабил пояс с грузом, позволив ему немного спуститься вниз, взбодрив затекшие позвонки. Двадцать минут спустя он все еще сидел, таращась на вход в магазин. В 23:45 он начал материться. Наступила полночь. Тим включил мотор.
Он как раз трогался со своего места, когда из-за угла вывернул Баурик…
29
Баурик провел у телефона минут сорок, вышел, плюнул на тротуар и двинулся обратно в Палмс. Тим доехал до Палмс, ожидая, что Баурик пойдет обратно – туда, откуда пришел, – и памятуя о том, что у него нет машины. Его новое место жительства явно было не особенно далеко.
