Глава 36
Тибериас, Израиль
Через неделю после отъезда Кьяры Габриэль отправился в Тибериас на ужин к Шамронам. Там был Ионатан вместе с женой и тремя маленькими детьми. А также Римона с мужем. Они оба приехали прямо со службы и были еще в форме. Шамрон, окруженный семьей, выглядел таким счастливым, каким Габриэль не видел его многие годы. После ужина он повел Ионатана и Габриэля на террасу. В спокойной поверхности Галилейского моря отражалась яркая, на три четверти полная, луна. За морем чернели бесформенные Голанские Высоты. Шамрон любил сидеть на террасе, потому что она выходила на восток, где находились его враги. Он получал удовольствие от того, что имел возможность тихо посидеть и помолчать, пока Габриэль и Ионатан пессимистично обсуждали ситуацию. По прошествии некоторого времени Шамрон взглядом дал понять Ионатану, что ему надо поговорить с Габриэлем без свидетелей.
– Я понял, Абба, – сказал Ионатан, вставая. – Я вас оставляю.
– Он ведь полковник в израильских силах обороны, – сказал Габриэль, когда Ионатан ушел. – И не любит, когда с ним так обращаются.
– У Ионатана своя работа, а у нас – своя. – Шамрон ловко перевел разговор со своих личных проблем на проблемы Габриэля. – Как Лия?
– Я везу ее завтра на Оливковый холм, на могилу Дани.
– Я полагаю, ее доктор разрешил такой выезд?
– Он едет с нами вместе с половиной штата психиатрической больницы на горе Херцль.
Шамрон закурил сигарету.
– Кьяра давала о себе знать?
– Нет, и я не жду от нее ничего. Вам известно, где она?
Шамрон преднамеренно посмотрел на свои часы.
– Если операция развивается, как планировалось, Кьяра скорей всего попивает сейчас коньяк в гостинице для лыжников в Зерматте с неким швейцарским джентльменом сомнительного поведения. Этот джентльмен собирается отправить морем довольно большое количество оружия группе ливанских партизан, действующих отнюдь не в наших интересах. Мы хотим знать, когда это оружие уходит из порта и куда отправляется.
– Пожалуйста, скажите мне, что Оперативный отдел не использует мою бывшую невесту в качестве медовой приманки.
– Мне неизвестны детали операции – только ее главные цели. Что же до Кьяры, то она девушка с высоким представлением о морали. Уверен, она поведет себя жестко с нашим гельвецийским другом.
– Все равно мне это не нравится.
– Не волнуйся, – сказал Шамрон. – Скоро ты будешь решать, как нам ее использовать.
– Куда вы клоните?
– Премьер-министр намерен с тобой поговорить. У него есть место, которое он хочет, чтобы ты занял.
– Быть Джавелином, мастером улова?
Шамрон откинул голову и расхохотался, а потом долго боролся с приступом кашля.
– Собственно, он хочет сделать тебя директором операций.
– Меня? Да к тому времени, когда комиссия Льва покончит со мной, мне еще повезет, если я получу место охранника в кафе на Бен-Иегуда-стрит.
– Ты выйдешь в полном порядке из этой передряги. Сейчас не время устраивать публичные порки. Пусть этим занимаются американцы. Если нам надо говорить кое-кому полуправду, если мы должны лгать такой стране, как Франция, которая не заинтересована в том, чтобы мы выжили, – пусть так и будет.
– «Обманывая, ты воюешь», – процитировал Габриэль лозунг Службы.
Шамрон кивнул и произнес:
– Аминь.
– Даже если я выйду из этой истории целым и невредимым, Лев никогда не даст мне командовать операциями.
– А его и не спросят. Срок службы Льва подходит к концу, а у него не так много друзей на бульваре Царя Саула или на Каплан-стрит. На второй танец его не пригласят.
– Так кто же будет следующим шефом?
– У нас с премьер-министром есть коротенький список. Ни один из этих людей не имеет отношения к Службе. Кого бы мы ни выбрали, ему нужен будет опытный человек в Оперативном отделе.
– Я знал, что дело к этому идет, – сказал Габриэль. – Я это понял, как только увидел вас в Венеции.
– Признаю, мои мотивы эгоистичны. Мой срок службы тоже подходит к концу. Так что если премьер-министр уйдет, уйду и я. И на этот раз возвращения из ссылки не будет. Ты нужен мне, Габриэль. Ты нужен мне, чтобы следить за моим творением.
– За Службой?
Шамрон покачал головой и обвел рукой землю.
– Я знаю, ты сможешь, – сказал Шамрон. – У тебя нет выбора. Твоя мать не без причины назвала тебя Габриэлем. Майкл – самый главный, а ты, Габриэль, – самый могучий. Это ты защищаешь Израиль от его обвинителей. Ты тот ангел, что вершит суд, – ты Властитель огня.
Габриэль молча смотрел на море.
– Есть кое-что, чем я прежде всего должен заняться.
– Эли найдет его, особенно имея твою подсказку. Ты блестяще провел тут детективную работу. Впрочем, у тебя ум всегда работал.
– Это все благодаря Феллах, – сказал Габриэль. – Она обрекла Халеда, рассказав мне о себе.
– Таковы палестинцы. Они зациклены на своих рассказах о потерях и эмиграции. От этого никуда не деться. – Шамрон согнулся, положив локти на колени. – Ты действительно хочешь сам превратить Халеда в мученика? Ведь и другие ребята могут сделать это за тебя.
– Я знаю, – сказал Габриэль, – но мне необходимо это сделать.
Шамрон тяжело вздохнул.
– Делай, раз тебе так надо, но это будет на сей раз твоим личным делом. Никаких команд, никакого выслеживания, ничего такого, что Халед может обернуть в свою пользу. Только ты и он.
– Так и должно быть.
Между ними воцарилась тишина. Они смотрели на огни рыболовецкого судна, медленно плывшего к Тибериасу.
– Мне кое о чем надо спросить вас, – сказал Габриэль.
– Ты хочешь поговорить со мной о «Тохнит-Дале», – сказал Шамрон. – О Бейт-Сайеде и Самайрийе.
– Откуда вы знаете?
– Ты долго блуждал по местам палестинской боли. Так что это вполне естественно.
Габриэль задал Шамрону тот же вопрос, какой неделю назад задавал Эли Лавону в Мегидцо: «Мы их выселим?»
– Конечно, – сказал Шамрон и поспешил добавить: – Из двух-трех мест, ввиду особых обстоятельств. И если спросишь меня, нам следовало их выселить с куда большей территории. Это было нашей ошибкой.
– Не может быть, чтобы вы говорили это серьезно, Ари.
– Разреши объяснить тебе, – сказал он. – История сдала нам проигрышную карту. В тысяча девятьсот сорок седьмом году ООН решила дать нам кусок земли для нашего государства. Вспомни: четыре пятых мандатной Палестины были уже отданы для создания государства Трансиордания. Восемьдесят процентов! Из оставшихся двадцати процентов нам дали половину, десять процентов мандатной Палестины – Прибрежную равнину и Негев. И все равно арабы сказали «нет». Представь себе, что было бы, если б они сказали «да». Представь себе, если б они сказали «да» в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда хотели произвести раздел. Сколько миллионов мы могли бы спасти? Твои деды были бы все еще живы. Мои родители и мои сестры могли бы еще жить. А что сделали арабы? Они сказали «нет» и, присоединившись к Гитлеру, восторженно приветствовали уничтожение нашего народа.
