жить, денег, надеюсь, тебе хватит на новую экипировку. — Развернулся и пошёл нервно домой. Лекса девку отогнала пинками от меня и пошла следом за моей спиной.
Надеюсь, хоть дома не будут мне мозг выносить!
Эпилог
С домом было что-то не так. Вот приходишь домой, и ощущение, где-то что-то изменилось незримо! Может, обстановку поменяли? Перестановку устроили, я как мужик этого не вижу, но чувствую. Хотя нет... Запах поменялся, стал совершенно другим! Будто я не домой вернулся, а в чужой зашел. Даже начал осматриваться, вдруг реально по пьяни перепутал.
— Мы домом не ошиблись? — Посмотрел на Лексу, а та головой крутит, типа «нет, ты что, дурак?» — У меня чувства нехорошие... Пошли сестру найдём.
Идём вдвоём напряжённые и всматриваясь в каждую тень. Я скорей делал вид, что всматривался, на самом деле у меня одна тень в две превращалась. Надеялся больше на саму Лексу, она у меня точно зоркая. Заметит неладное точно первей меня. Так мы и шли как коммандос до зала, где обычно сидит моя сестра.
Первое, что я заметил, была сестра, она сидела напряжённо и смотрела куда-то дальше в глубь комнаты. Чуть подойдя ближе, смог разглядеть то место, куда она смотрит. На кресле сидел шкаф, по-другому это не назвать. Здоровенный, сука, шкаф, завешенный тканью! Я, наверно, выглядел как дурак, выпучился с открытым ртом и смотрел на то, как ко мне поворачивает голову шкаф с ярко-красными глазами. Так и глядели друг на друга, пока шкаф не заговорил.
— Это мой сын? Агнесса, почему он не в подобающем виде? Я чувствую, как от него несёт алкоголем, за это ты будешь наказана. — Поднявшись с кресла с противным скрипом, пошла ровной походкой, от которой продавливается со скрипом пол прямо ко мне.
Когда она подошла в упор, я смотрел ей в глаза, задрав голову вверх. Я ни разу так не смотрел на кого-либо в своей жизни, даже протрезвел от этого. Великанша смотрит, изучая меня, будто сканирует глазами насквозь.
— Ты не рад видеть свою мать? — Сказала это, сощурив глаза, от чего они стали выглядеть недовольными.
На меня смотрела великанша с недовольными глазами, стервозным лицом и называющаяся моей матерью. Единственное, что смог произнести, это:
— Пиздец!
