— Наличными. Я, честно говоря, слегка удивился. Сумма была приличная — ну, вы представляете.
Люси отличалась бережливостью и откладывала деньги не один год, да и я презентовала ей чек на солидную сумму, когда ей исполнилось двадцать один. Но кредитка у нее имелась, и даже не одна. Раз она не воспользовалась ими, значит, не хотела, чтобы о покупке сохранились какие-то данные. Ничего удивительного я тут не находила — мою племянницу напугало происшествие в ТИКе, да и вообще те, кто имеет отношение к охране правопорядка, часто страдают излишней подозрительностью. Мы привыкли в каждом видеть возможного преступника и нередко чересчур остро реагируем на малейшую угрозу, оглядываясь по сторонам и стараясь не оставлять ненужных следов.
— Скажите, Люси договаривалась с вами заранее или заглянула неожиданно? — спросила я.
— Сперва она позвонила и назначила точное время. Потом еще раз перезванивала и подтвердила свой приезд.
— Оба раза с ней говорили вы?
— Нет, только в первый. Во второй трубку взял Рик.
— Можете точно вспомнить ее слова?
— Да мы недолго говорили. Она сказала, что капитан Марино порекомендовал ей «зиг П230» и посоветовал обратиться ко мне. Вы же знаете, наверное, мы с капитаном рыбачим вместе. В общем, она спросила, буду ли я на месте в среду, около восьми вечера.
— А когда она звонила, не припомните?
— Кажется, за день или два до того. Вроде бы все-таки в понедельник. Да, я ее, кстати, сразу спросил, есть ли ей двадцать один год.
— Люси упомянула, что она моя племянница?
— Да, конечно. Она вообще мне здорово вас напомнила — у нее даже голос на ваш похож. Негромкий, но глубокий. И говорила она так интеллигентно, вежливо. В оружии явно здорово разбирается — чувствуется, что в стрельбе не новичок. Она мне сказала, что капитан ее и учил.
У меня отлегло от душ и, когда я услышала, что Люси все же назвалась моей племянницей. Значит, она вовсе не пыталась скрыть от меня покупку оружия. Марино тоже наверняка со временем все бы мне рассказал. Меня огорчало только то, что она не посоветовалась со мной.
— Джон, — продолжала расспрашивать я, — вы говорили, она звонила еще раз. Что вы можете рассказать о втором звонке? Прежде всего — когда это было?
— Тогда же, в понедельник. Где-то через пару часов.
— И она разговаривала с Риком?
— Буквально пару минут. Я как раз обслуживал покупателя, поэтому трубку взял Рик. Он сказал, что звонит Скарпетта — не может вспомнить, на какое время договорилась со мной. Я ответил — на восемь вечера, в среду, он передал ей. Вот и весь разговор.
— Подождите, — напряглась я. — Как она сказала?
Джон запнулся.
— Не понимаю — о чем вы спрашиваете?
— Когда Люси связалась с вами во второй раз, она представилась как Скарпетта?
— Так Рик сказал. Вернее, он просто передал, что звонит Скарпетта.
— Ее фамилия не Скарпетта.
— Вот черт! — произнес он после удивленной паузы. — Серьезно? А я думал… Тогда как-то странно.
Я представила, как Люси набирает пейджер Марино, и тот перезванивает ей, вполне вероятно, из дома Денизы Стайнер. Та, по-видимому, решила, что он говорит со мной, дождалась, пока он выйдет из комнаты, и узнала номер оружейного магазина в справочной. После этого ей оставалось только позвонить туда и спросить то, о чем мне сказал Джон. Странное чувство облегчения, смешанного с яростью, охватило меня. Люси убить никто не пытался — ни Кэрри Гретхен, ни Дениза Стайнер. Жертвой должна была стать я.
Напоследок я спросила Джона:
— Скажите, пожалуйста, не показалось ли вам, что Люси находится под действием алкоголя?
— Будь она пьяна, я бы ни в коем случае ничего ей не продал.
— А как она себя вела?
— По-моему, она куда-то торопилась, но вообще держалась очень мило, все время шутила.
Если Люси действительно на протяжении нескольких последних месяцев употребляла алкоголь в солидных дозах, то вполне могла выглядеть адекватной даже при таком высоком уровне как 1,2 промилле. Однако ее рефлексы и восприятие действительности не могли оставаться нормальными, и справиться с произошедшим на дороге ей не удалось бы. Я попрощалась с Джоном и набрала номер «Эшвилл ситизен таймс». В отделе местных новостей мне сообщили, что журналистку, написавшую материал об аварии, зовут Линда Мэйфер. К счастью, она оказалась на месте, и меня тут же переключили на нее.
— Говорит доктор Скарпетта, — представилась я.
— А, здрасте. Чем могу помочь? — ответила девушка — судя по голосу, совсем молоденькая.
— Я звоню по поводу одной из ваших заметок. Она касалась аварии в Виргинии с участием моей машины. Вы в курсе, что информация о том, что за рулем была я сама и меня арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, не соответствует действительности? — спокойно, но твердо спросила я.
— А, да, мэм. Мне очень жаль, но я все могу объяснить. Сообщение об аварии пришло по телеграфу в тот же день, поздно вечером. Там говорилось только, что, как установлено, «мерседес» принадлежит вам и подозревается, что водитель — то есть скорее всего вы — находился под действием алкоголя. Я как раз задержалась допоздна, доделывая другой материал. Зашел редактор с распечаткой и велел поместить это в номер, если будет подтверждение, что вели действительно вы. Номер уже пора было сдавать в печать, и я уж думала, что ничего не успею. Тут вдруг на меня переводят звонок. Там какая-то дама говорит, что она ваша подруга и звонит из больницы в Виргинии — хочет сообщить, что вы не сильно пострадали в аварии. Она, мол, решила нас предупредить, потому что коллеги доктора Скарпетты — ваши то есть — все еще работают в наших краях по делу Эмили Стайнер. И поэтому она не хочет, чтобы до нас дошли сведения из третьих рук и мы опубликовали бы что-нибудь, что может встревожить ваших друзей.
— И вы поверили совершенно незнакомому человеку и напечатали все, как она сказала?
— Ну, она назвала свое имя и номер телефона, и я все проверила. И потом, если бы она не была вашей знакомой, откуда бы она узнала об аварии и о том, что вы занимаетесь делом Эмили?
Еще бы ей не знать, если это сама Дениза Стайнер и звонила из какой-нибудь телефонной будки в Виргинии после того, как пыталась меня убить.
— Как же вы проверили, что она та, за кого себя выдает? — спросила я.
— Я перезвонила по номеру, который она назвала, и она взяла трубку. Код был виргинский.
— Номер у вас остался?
— Вроде да. Наверное, в блокноте записан.
— Не могли бы вы посмотреть?
Я услышала, как она перелистывает страницы и шуршит какими-то бумагами. Через минуту, показавшуюся мне вечностью, она наконец продиктовала мне номер.
