смерти, – продолжил король.
– Ты же не нарочно, – воззвал к нему Тристан и тронул друга за плечо. – И Рогнева сама сказала, что мы расплатились за ошибку.
Илия к его уверениям остался равнодушен, и в тон прежних фраз произнес:
– Всегда полагал, что я – хороший человек…
– Так и есть.
– Я думал, что мы – герои, которые остановят Великую войну, но посмотри, – он обвел рукой мрачный ночной пейзаж внизу. – Мы – ее причина. Оказывается, для того чтобы стать злодеем, против которого ополчились все, не нужно даже совершать жестокие поступки.
– Ты не злодей! Никогда им не был! – Тристан не мог успокоиться, видя, как плохо Илии.
Но король не останавливался – его признание должен подхватить ветер и разнести, как летучий гонец, по всему Абсолюту. Тогда, чаял Илия, все быстрее закончится.
– Не нужно ни черной формы, ни грозных черепов на эмблемах, – монотонно перечислял он. – Не нужно строгого режима, цензуры и вечного желания расти вовне и над.
Не выдержав его самоистязаний, Тристан обхватил Илию за затылок и крепко встряхнул, чтобы тот оживился – стал прежним собой. Но тот стоял – потухший, посеревший, со слабым, догорающим огнем былой воли к жизни.
– Зло всегда очевидно! – Тристан еще раз ткнул его в плечо. – Как и добро: а ты навсегда запомнишься добрым королем! Твоя решительность и нежелание сдаваться не делают тебя плохим человеком. Откуда в твоей голове взялись подобные мысли?
– Зло очевидно только издалека времен, – спокойно объяснил ему Илия, и рыцарю показалось, что с ним говорит не его лучший друг, а Эльфред Великий. – Когда войны закончены, когда осмыслены их свидетелями и потомками. А сейчас…
Король попытался вспомнить, когда начал свой путь ошибок, который теперь привел его в разрушенный Пальер-де-Клев с остатками армии. Когда сделал выборы в испытании Эльфреда? Когда в очередной раз доверился агнологам? Когда приказал Тристану возродить Кургана? Когда разменял маннгерд на межу? Даже самая светлая мысль или благое намерение, претворенные в поступок, не могут стать залогом верного решения, особенно если эти мысль и намерение устарели на тысячу лет. Джорна утверждала, что Курган берет физической силой, но Илия признал, что его главный дар – молодость. Не молодость тела, конечно же, вождь был много старше Илии. Но молодость духа. Курган оказался самым молодым Спящим героем. Если не считать Боны…
– Бона, – вслух прошептал Илия и изменился в лице.
Тристан, заметив перемену – не то озарение, не то волнение, – поспешил узнать, о чем тот побеспокоился. Но Илия сдержал в себе самую гадкую догадку: Бона оказалась права, первой разглядев очевидную схожесть Лжеца и Истинного короля. Они оба не соглашались на полумеры. И обоих это привело к одному исходу, только Илия вовсе не собирался малодушно стреляться или травиться. Все, что он сделал, когда лес вокруг ожил – не чудом фей, но бесконечным топотом подступающих к Пальер-де-Клев радожцев, – отдал последний небоевой приказ. Потерянный двор почти в полном составе сидел в охотничьей гостиной. Лесли пила шампанское и рыдала, не забывая причитать о том, что случается с династией после поражения. Когда она в очередной раз высморкалась, осушила бокал и ударилась в воспоминания о последствиях революции, Илия, которому и без того было тошно, с тоской и прощанием посмотрел на мать. А потом сказал рыцарям:
– Всё, джентльмены. Протокол вступает в силу.
Оркелуз и Гаро переглянулись, допили то на дне, что осталось, встали, взяли оружие и протянули руки королеве-матери и принцессе. Последняя взъярилась, когда поняла, о каком протоколе речь.
– Что? Я не пойду! Оркелуз… Илия! Ты не имеешь права!
Оркелуз решительно обернулся к королю, тот, не колеблясь, кивнул. Рыцарь поправил портупею и перевязь с ножнами, чтобы не мешали в дороге, обхватил за ноги Ренару и перекинул через плечо. Лесли встретилась помутненным взглядом с Гаро и устало произнесла: «Не надрывайся, я сама. Минуту». Она подбежала к сыну, повиснув у него на шее, расцеловала в щеки и подбородок, а потом, не отпуская его, другой рукой потянулась и к Тристану. Тот подошел, притянутый за голову, склонил ее, и королева-мать коснулась губами его черноволосой макушки.
– Мальчики мои! Мои милые мальчики! – Она зашлась новыми рыданиями и поцелуями.
Оркелуз уже стоял в дверях и на пороге отсалютовал двумя пальцами ото лба друзьям. Илия понял, у кого Ренара переняла задиристый жест. Сейчас она сучила ногами, колотила Оркелуза по спине и тоже плакала, хотя не так, как Лесли, – принцесса гневалась, грозилась и требовала. Гаро подал Лесли руку, и все четверо проследовали к кухням, из которых вел тайный ход за пределы замка. С ними уходили еще несколько женщин из деревенских. Илия не находил сил, чтобы снова скорбеть и прощаться. Тристан спросил, глядя в опустевший проход:
– В горы?
– Да, – подтвердил Илия. – Переждут до осени, потом вернутся и будут действовать по ситуации. Выходим!
Они взяли с собой мечи – в этой войне вещи абсолютно бесполезные. Не более опасные, чем блестящие знамена, последние ориентиры, за кем идти, чтобы достойно умереть. «Ну и ладно, ну и ладно, ну и пусть», – твердил про себя Илия, спускаясь по лестнице во двор замка. Его армия – горстка людей, что едва удержит замок дольше часа. Все прочие были убиты или сдались в плен, оставленные прикрывать города, пока основные силы отступали на запад. Послышался характерный гул; он рос, как надвигающий рой миллионов насекомых, пока не оглушил стоящих во дворе последних рыцарей, фей и солдат. Тень бомбардировщиков накрыла их, вскинувших к небу лица. А следом легли и бомбы. Одна из них раскрошила мир вокруг Илии, он почувствовал тупую боль в голове, закрыл глаза и упал.
Все закончилось быстро. Илия очнулся через какое‑то время. Над ним уже не было неба, все застилала гарь, копоть и дым. Когда Курган вошел, живые защитники замка еще оставались. Очумело, сквозь тошноту, головокружение и попытки дышать в раскаленном, забитом пылью воздухе Илия водил взглядом, и видел, что часть эскалотцев сдается – в общем‑то, все, кроме пальеров. Оружие рыцарей падало вместе с ними. «Тристан!» Илия сквозь режущую боль в горле и легких звал его, но не слышал самого себя, не ведая, что именно утратил: слух, голос или разум. Многоликий Курган окружил его. Илия на миг пожалел, что не умер сразу. Возможно, его ждала худшая из королевских смертей – быть разодранным и забитым насмерть вражескими озверевшими солдатами прямо на поле боя. Но радожцы не подступали. Плотное кольцо их черных сапог оградило короля от всего прочего. «Почему они так долго
