убить.
Да, он никогда и никому об этом не рассказывал, как и о матери, что сошла с ума после гоблинского налета. Но от этого «тварь», «уродец», «выродок», «гоблинское отродье» и другие ругательства быстрее из его памяти не стирались.
До десяти лет его вообще никому не показывали, а за матерью присматривала сиделка, что подворовывала последние ценности в их родовой усадьбе. Ну а потом бремя ответственности за полоумную мать лягло на его плечи.
– Да-а-а, сейчас даже смешно вспоминать, как я пытался отбелить кожу растирками и пудрой из непонятных ингредиентов, – тихо с усмешкой проговорил Рэй. Но тогда парень был готов на все, чтобы только походить на сверстников.
Но веселье было показное, ведь внутри Рэй понимал, что его естество рано или поздно станет известно боевым товарищам. И тогда… они превратятся из друзей во врагов.
А пока же невольный наблюдатель заметил бы юношу, что шел в кожаном доспехе по улице. С нее можно было свернуть в портовый район, чтобы купить диковинки из разных стран, выбрать шлюху на вечер, ну или промочить горло настоящей забористой выпивкой. Да, менее интересные варианты – это договориться о продаже товаров, зафрахтовать корабль или отдельную каюту, чтобы покинуть континент.
Но Рэй целенаправленно шел прямо, игнорируя многочисленные перекрестки – а держал он путь к монументальному зданию-лечебнице святой Лебеды. Ему почему-то захотелось увидеть мать, которая едва ли признавала его своим сыном.
И вот знакомые ворота, громкий стук в дверь, и привычное отсутствие реакции.
– Да почему каждый раз приходиться ждать, пока дежурный смотритель соизволит подойти к воротам?!, – негодовал в душе Рэй будучи внешне ледяной скалой спокойствия.
Многочисленные удары кулаками и носками ботинок все же принесли свои результаты – дверь медленно приоткрылась, и показалась часть лица смотрителя. Это был старик с натянутым на голову капюшоном, чьи глазки сразу нервно забегали при виде Рэя.
– Уважаемый, мне нужно проведать одну из женщин, что здесь находится на… лечении, – с силой проговорил Рэй.
Старик что-то невнятно пробурчал себе под нос.
– А… к кому вы…вы хотели бы попасть, – с силой произнес нервный старикан, – У нас… сейчас проводятся, как это… лечебные процедуры.
– Может, впустите меня?, – изогнул бровь Рэй, – Не знал, что последователи святой Лебеды такие… неприветливые.
Старик поморщился, но все же приоткрыл дверь пошире так, чтобы Рэй мог проскочить внутрь.
– Так… к кому вы изволили… прийти?, – с натугой произнес старик.
– Мне нужна Милисентис, – отчеканил Рэй, – Я был у нее десятки раз, так что прекрасно знаю, в какой комнате она находится. Проводите, или я сам пойду.
Лицо старика сморщилось еще сильнее. Он продолжал бормотать что-то себе под нос, изредка расширяя глаза, и как бы игнорировал просьбу посетителя.
– Уважаемый!, – прикрикнул Рэй, – У меня мало времени, и мне нужно поговорить с Милисентис наедине.
– Знаете… ее сейчас как раз обследует целитель и… не гоже ему мешать в таком… важном деле, – нервно отозвался смотритель, – Приходите… завтра или сегодня вечером.
Рэю поведение старика не понравилось. В нем чувствовалось что-то фальшивое, и и воздухе будто витал запах какой-то страшной тайны.
– Нет, мне тоже очень интересно ее душевное и физическое состояние, поэтому буду рад пообщаться с врачевателем, – отозвался Рэй решительно обходя смотрителя.
Старик инстинктивно рукой схватил мужчину за запястье, как бы останавливая, но после тяжелого взгляда резко ее убрал.
– Вы… знаете, где содержится Милисентис?, – растерянно произнес старикан.
– Да, можете не утруждать себя, я сам найду ее комнату, – Рэй отозвался, уже уверенно шагая по коридору.
Переплетение проходов, немногочисленное освещение, один внутренний дворик и вот нужное крыло. Здесь, помимо его матери, находились и другие пациенты, что по разным причинам потеряли душевное равновесие, и стали… немного странными для простых людей. Кто-то тут был безобиден, другие же агрессивно атаковали крепкие двери, орали глупые и страшные проклятья.
Однажды Рэй услышал легенду, что этот корпус был первым, что построили на месте сражения между гоблинами и объединенной армией разумных существ. По городу ходили целые легенды о зверствах, что здесь творили и пациенты, и смотрители.
Рэй, что многое повидал в своей жизни, скептически относился к страшилкам, ведь…это святое место Лебеды, что вознеслась после жертвенной смерти на костре.
– Ну как в таком месте, названном именем святой, могут быть какие-то зверства, – думал про себя Рэй, медленно проходя по коридору с заключенными в комнатах людьми.
– А-а-а-а-а-а–а, эт-а-а-а-а тва-а-а-арь хочет меня-я-я-я-, – орал какой-то мужчина, что бился сейчас головой о дверь.
Рэй немного вздрогнул от нечеловеческого вопля, что мало походил на человеческий. Боковым зрением он заметил и скалящуюся рожу какого-то существа, что уже не могло принадлежать разумному существу. В его глазах плескалось только безумие и желание причинять боль.
Вдоволь насмотревшись на местных обителей, постоянно слушая бреди о конце света, убитых детях, изнасилованиях смотрителями, Рэй шел все дальше и дальше к хорошо ему знакомой комнате.
В гуле голосов, криков и лепетаний парень не сразу услышал у комнаты Милисенты какие-то странные звуки. Дверь была приоткрыта, чего просто не могло быть – в лечебнице внимательно следили за безопасностью.
– Что… тут происходит, – пронеслись мысли у Рэя в голове, – Что-то здесь нечис…
Мысль еще не успела до конца сформироваться в его голове, как дверь чуть приоткрылась от неловкого движения одного из «посетителей», и Рэй увидел это...
Три здоровых мужика, чьи балахоны валялись на полу, держали за руки и ноги его мать. На ней уже не было одежды, она отчаянно извивалась, но это, судя по хохоткам, даже забавляло насильников. Так получилось, что один из них немного отошел от своих товарищей, и задел задницей дверь, что отворялась наружу. Он не видел Рэя, что застыл с каменным выражением лица. А после…
Невольный наблюдатель бы заметил, как на лице Рэя появляется звериное выражение лица, рот широко раскрывается от кривой улыбки, а руки тянутся к длинному фальшиону на поясе.
– Эй, ты будешь трахать эту суку?, – прокричал один из парней, что держал левую ногу и руку Милисентис, – Она вертится и орет, как бы нам не попасться…
Не получив быстрого ответа, на который рассчитывал, он повернул голову, и обомлел – тело его товарища держалось на острие клинка, что виднелся из открытой в ужасе глотки.
