зелеными хвостами, поят меня снадобьями, опять что-то добавляют в воду. Как ни странно, такое количество шайрасов во время столь интимного процесса не раздражает. Подозреваю, виноваты загадочные настойки, которыми меня напичкали.
Когда все заканчивается, одна повитуха и Сашшир берутся за нашего сына, а вторая руководит мужем и Зейрашшем. Меня моют в душевой, крепко придерживая. Пусть мне не было больно, и роды, по словам целителей, прошли замечательно, от усталости закрываются глаза. Я дремлю во время мытья и отключаюсь, пока Шан несет меня в капсулу и размещает в ней. Ее успели установить в гостиной, там больше всего места. Просыпаюсь, когда на мой голый живот выкладывают сына. Его тоже обмыли чистой водой и провели необходимые манипуляции.
Неужели я – мама?
Сын крепко спит. Темные волосики, белоснежная кожа, шоколадного цвета хвост, нет сомнения, на кого он похож.
Нас накрывают простыней и дают время на отдых. Обволакиваю сына руками, и спокойно погружаюсь в сон.
Мой.
***
Шанриасс осторожно будит примерно через час:
– Рай, отнесу вас на нашу кровать. Капсула тебе больше не требуется. А тебя нужно покормить и пора приложить сына к груди.
Сонно киваю и вспоминаю, что в первые пять дней мы должны дать сыну имя. Заранее шайрасы имена не придумывают.
– Сначала ты меня одну таскал. А теперь уже двоих, – подмечаю я, сидя на краю кровати.
Отдав мужу сына, с аппетитом ем густой мясной суп. Оказывается, я сильно проголодалась. Поглядываю на Шанриасса, никогда я видела его настолько счастливым и умиротворенным. И думаю, никогда не испытывала столько счастья сама.
Укладываюсь на бок и предлагаю сыну грудь, она успела ощутимо налиться, пока мы спали. Для молока еще рано, но нужные процессы запустились. Даже во время беременности у меня не было такого размера.
Сын, не открывая глаз, ведет носом и безошибочно присасывается, плотно уверенно захватывая сосок. Инстинкты с рождения помогают шайрасам. Похоже, им не нужны специалисты по грудному вскармливанию.
Как и родильные отделения. Нехотя соглашаюсь я.
Муж устроился рядом и не отрывает взгляда от сына. Смотрит, как тот пытается добыть пропитание, положив одну ручку на грудь.
– Кажется, у тебя появился конкурент, – смеюсь я.
Шанриасс мягко улыбается, перебирает волоски, гладит светлую спинку, шоколадный хвостик с мелкими и пока мягкими чешуйками.
– Спасибо, родная, – чувственно шепчет, целуя меня в лоб.
Оставив свое важное занятие, маленький принц открывает глаза. Сражая нас обоих наповал. Они не шоколадные. Ярко-зеленые, как у своего деда, и как…
Нам двоим приходит одно имя на ум.
– Анишшасс, – произносим мы одновременно.
Где-то в системе Глизе 581…
Я весьма смутно осознавал время, что провел в данном месте. Река, густой туман и деревья – это все, что отложилось в памяти.
И боль.
Особенно было смазано начало моего пребывания. Я думал лишь о том, чтобы закончилась пытка. И стремился выжить.
Когда боль немного угасла, неприятным открытием стало, что я не помню своего имени, себя и как вообще здесь оказался. Очнулся в холодной реке с быстрыми потоками, а спустя сколько-то дней нашел сгоревшую «Дельту» выше по течению. Корабль был опален изнутри дочерна. На одном из двух кресел сидел пристегнутый мертвый шайрас. Значит, в целом кто я – знаю. Как и знаю, что нос – самый главный помощник шайраса, но и тот вышел из строя. Я не чувствовал ничего, кроме навязчивого запаха гари. Сгорела не только моя кожа, но и рецепторы. Восстановится ли когда-нибудь обоняние, я тоже не понимал.
Учитывая, что пустующее кресло было за штурвалом… Может быть, я – пилот? Шипя от боли и отдирая от кожи расплавленные куски зеленоватого кителя, я убеждался в этом предположении. Точный цвет формы разглядеть не удавалось, чтобы определить по нему принадлежность к виду войск, так сильно она была сожжена, а местами вплавилась в кожу.
Ущерб, причиненный моему телу, был немал. Бо́льшая часть кожного покрова покрылась пузырями и участками обгорел хвост. Значительно пострадали лицо и правый глаз. Я им видел только белую пелену. От волос и ресниц тоже ничего не осталось.
Если бы не шайраская регенерация, я бы сдох от всех ожогов, полученных мной. Люди не выживают с такими масштабными травмами, оставленными огнем.
Первые дни прошли в мареве боли. Я отмокал в холодной воде реки. Пил эту же воду. И ел сырую рыбу, пойманную тут же. Меня выворачивало наизнанку от интоксикации и неприятного привкуса затхлости вперемешку с гарью. Но я продолжал. Есть и пить. Я хотел жить. А значит, должен был обеспечить своему телу питание. Даже при условии, что часть обеда опять выйдет наружу.
А потом случилась эта странная девочка.
Я приполз на звук мелодии, лившейся из тумана. Из-за его плотности музыка местами глохла и искажалась.
Источником звука оказалась невысокая черноволосая девчонка со скрипкой в руках. Мой облик вряд ли можно было назвать безобидным, но ни тени страха я не заметил в смелой пигалице. Она вернулась, меньше чем через час и привела пожилого целителя, тоже человека.
И дело пошло на лад.
Меня поселили в охотничьем домике в лесу и приступили к лечению. Сначала на месте, а потом скрытно в большом каменном доме девчонки. В него мы попадали на закате через проход в каменной стене, поднимая решетку. Ничуть не ошибаясь, девчонка резво шла по темным коридорам с фонарем в руке. А я безропотно скользил за ней, наблюдая за быстрым движением стройных ног. Я не дурак отказываться от помощи. Вот и соглашался на эти перемещения по запутанным темным коридорам. Почему скрытно? Понятия не имел. Значит, так было нужно.
Перевязки, лекарства, операции. Меня даже смогли разместить в человеческой капсуле, оставив хвост снаружи. Местный доктор и лицо мое починил. Не ведая, как выглядел раньше, я согласился с вполне приятным предложенным изображением, которое доктор смоделировал основываясь на имеющихся данных.
Волосы, ресницы и брови отрастали, я уже не был тем страшилищем.
Постепенно гибкость и сила возвращалась ко мне. Боль и шрамы уходили. Глаз тоже восстанавливался. Но не память. Очень смутные картины мелькали в голове. И я стал слышать свое имя. Возможно. Не понял еще. Может оно не мое? А кого-то очень важного для меня?
Смелая пигалица продолжала приходить каждый день в домик в лесу. Иногда я с удовольствием слушал музыку, что она извлекала из своего капризного инструмента. А порой она раздражала меня своей нескончаемой болтовней и рассказами. Но я засовывал раздражение поглубже. Добрая птаха. И талантливая, судя по тому, как поет ее скрипка.
Ждала терпеливо, когда я вспомню хоть что-то.
– Как тебя зовут? – спросил я ее однажды.
Та насмешливо подняла темную бровь:
– Я уже думала, ты никогда не спросишь, шайрас! Мое имя – Аделин.
–
