министра обороны, она же дочь бывшего председателя правительства.
— И на вас спустили всех собак, — заканчиваю я мысль и присвистываю. Начинаю понимать серьезность положения. — И насколько у вас все плохо с аудитом?
— Так же, как и у всех, — мама пожимает плечом. — В обычной ситуации не было бы проблем, но здесь поднимут все невинные косяки, и будут посадки. Устроят показательный процесс по борьбе с коррупцией. Естественно, проверяющих интересует наша Иванова, но попутно пересажают и все правление. В общем, Глеб, я хочу, чтобы ты женился.
— На ком? — предложение настолько нелепое, что мои брови взлетают к линии волос.
— На Наташе Сергеевой, помнишь, вы дружили, и она была в тебя сильно влюблена, — мама нервным движением стряхивает пепел с сигареты, — ты же у нее первым мальчиком был?
— Почему я должен жениться на Наташе Сергеевой, и почему ты считаешь, что она захочет за меня замуж? — я так нервничаю, что хочется закурить самому.
— У нее отец в Следственном комитете. Знающие люди сообщили, что именно он будет курировать это дело. Я, в конце концов, не Иванова, меня вполне можно не заметить. Взяток он не берет, дочка — единственное слабое место, — мама пристально смотрит на меня, — а пойдет она за тебя, потому что беременна от одного женатого олигарха. Мне Валька рассказала, Наталья встала к ней на учет. Отцу вряд ли пока говорила. Он не либерал. Думаю, Наташенька будет тянуть до последнего. Срок всего две недели, но она сказала Вальке, что аборт делать не планирует и будет рожать.
— Черт, мама, спасибо за гениальный план. Мало того, что жениться, еще и с прицепом! Может быть, ты сама вернешься к отцу и выйдешь из российской юрисдикции? — чувствую, как во мне зарождается гнев.
— Если это шутка, то неудачная, Глеб. Твой отец с удовольствием расчленит меня на главной городской площади Эр-Рияда. И даже, если бы он не горел таким желанием, саудиты не дают гражданство иностранным женам. Я понимаю твое возмущение, но это единственный вариант, сынок. Я перебрала все возможности и не вижу другого выхода. По-другому никак.
— Мне хорошо с Грушей, я не хочу с ней расставаться.
— Глеб, — мама раздраженно поправляет волосы, — Груша — милая девушка, но это несерьезно. Женишься на Сергеевой, подождешь, пока уляжется, и сойдешься с Грушей для души. Ты же уже взрослый человек.
— Мама, тебе не кажется, что ты опять рушишь мою жизнь? Уже второй раз! — нервно кидаю деньги на стол и иду прочь.
— Глеб подумай и позвони мне, когда перебесишься, — кричит мне в спину мама.
Я прибавляю шаг, хочется уйти как можно дальше от этого разговора. Сердце стучит в ушах. Меня прибивает ощущением катастрофы.
Кажется, что жизнь разбивается вдребезги прямо в это мгновение. Я иду не разбирая дороги. Меня слегка пошатывает. Мимо плывут московские улицы. Все в каком-то тумане.
Внезапно ощущаю, что иду против потока людей. Меня толкают какие-то локти, но мне все равно. Я подобен кораблю, пробивающемуся сквозь бурю. Вокруг шумит людское море, но я держусь на плаву.
Впереди идут люди, сцепившиеся локтями. Я выныриваю в действительность и понимаю, что нахожусь посреди митинга. Вместо шума моря вокруг вакханалия лозунгов.
— Я, ты, он, она — вместе честная страна, — скандируют демонстранты.
И эта считалочка сейчас меня реально выбешивает. Зло разрываю сцепку рук и иду против людского потока. Теперь замечаю плакаты, знамена, смешные костюмы и кучу фотокамер. С помощью разных визуальных средств эти люди призывают к борьбе с коррупцией. Мой воспаленный мозг подсказывает, что они все враги, которые хотят заставить меня жениться.
Выхватываю из толпы толстого мальчика лет двадцати, который несет плакат «Коррупционеров в клетку!». Это становится триггером для спуска моей ярости. Подхожу к юноше, выдираю из рук плакат, ломаю его об коленку. Отшвыриваю в сторону обломки. Размахиваюсь и с удовольствие бью по толстому лицу.
Мне хочется драки. Надеюсь, что сейчас жирный разозлится, и мне прилетит ответка. Тогда внешняя боль перекроет внутреннюю бездну. Может быть станет легче, хотя бы на время.
К моему большому сожалению, жирный юноша не собирается защищать свою честь. Он хватается руками за лицо, и размазывает кровь из носа. Вокруг мгновенно собирается толпа таких же беспомощных геймеров. Никто не подходит ко мне близко. С безопасного расстояния снимают происходящее.
Все это так нелепо, что я почти рад, когда появляются полицейские и ведут меня к автозаку. Там молодой сержант тянет меня в сторону.
— Я понимаю тебя, мужик, — сообщает мне доверительно, — меня тоже ужасно бесят все эти идиоты. Но все-таки постарайся впредь держать себя в руках. Иди с миром по этому переулку вверх. Там никого нет.
Благодарю сержанта и бреду в указанном направлении. Адреналин спал, и на меня навалилась бесконечная усталость. Ноги с трудом преодолевают пологий подъем. Мне кажется, что я Сизиф, терзающий тяжелый камень.
Налетает порыв ветра. На мгновение отворачиваюсь. Когда поднимаю лицо, вижу прекрасное видение.
Груша идет медленным прогулочным шагом. На ней черный плащ. В руках отвратительные, тревожные желтые цветы.
Останавливаюсь и смотрю, как Аграфена идет ко мне навстречу и улыбается. В эту минуту я понимаю, что всю жизнь любил именно эту женщину.
Мне хочется броситься перед ней на колени и целовать ступни ног. Но я не хочу пугать Грушу. Какое бы решение я не принял, она не должна ничего узнать до самого конца.
Просто кидаюсь к ней навстречу и вырываю цветы. Отшвыриваю в канаву предвестники измены и разлуки. Потом сжимаю Грушу в объятиях до боли и этим невольно выдаю свой животный страх.
Глава 75. План
— Глеб, что случилось? — девушка смотрит на меня испуганными глазами.
— Я соскучился, — с трудом заставляю себя разомкнуть объятия. Ловлю ладонь девушки и целую каждый пальчик, зажимаю в своей руке и тяну по переулку вверх, — там внизу митинг, не ходи туда. Хочешь в кино сходим?
— Хочу! В «Соловье» сейчас новый фильм Оливера Стоуна идет. Я хотела его посмотреть.
Ловим такси. На заднем сидении автомобиля Груша льнет ко мне всем телом. Шепчет, что мы опять встретились совершенно случайно. Это не просто так. Нас примагничивает друг к другу, потому что она меня сильно любит. Этот ее шепот вспарывает мою грудь.
Хочется громко кричать, что я тоже ее люблю. Но теперь я не могу позволить себе таких признаний. Просто сжимаю в руках ее маленькую ладонь. Кажется, что если отпущу, она просто исчезнет.
Груша смотрит на экран, я смотрю на нее. Ладонь зажата в руке. В
