балетными гостями Финляндии еще в 1944 году (на самом деле Дудинская приезжала в Финляндию в 1945 году, а о визите Сергеева не сохранилось сведений). Театральный критик газеты «Helsingin Sanomat» остался от вечера не в восторге. Он отметил, что концерт «Праздник балета» был неровным и продемонстрировал как слабые, так и сильные стороны советского балета. Он назвал некоторые номера популистскими цирковыми представлениями и «народными танцевальными композициями, испорченными сюжетом». С его точки зрения, «[балет] является, пожалуй, единственным видом искусства, в котором любовь и романтика молодых не подчинились социалистическому реализму. Весь русский балет вращается в идейном мире, по духу своему принадлежащем к прошлому столетию»[744]. Советский Союз в первую очередь стремился сохранить наследие классического балета, в то время как американцы развивали современное танцевальное искусство. В Финляндии у обоих направлений были свои защитники, в том числе и среди авторов критических статей.
В соответствии с планами Алми советская делегация посетила выступление Американского театра балета. Страны как раз подписали договор о культурном обмене, и отношения между ними стали несколько лучше, чем в течение многих предыдущих лет. Это был самый удачный момент для подобной встречи – несколькими годами ранее или, наоборот, позднее ее могло бы не случиться. Общий вечер в ресторане «Royal» прошел вполне благополучно, хотя финны и волновались перед событием[745]. Алми и Национальная опера Финляндии осознавали, что запланировали мероприятие, которое соберет за одним столом большое количество артистов из обеих стран впервые после Второй мировой войны. Маргарета фон Бар, выступавшая как на Востоке, так и на Западе, была одним из посредников. Гостей рассадили в основном так, что между американским и советским коллегами сидел финн, желательно владевший как английским, так и русским языком[746]. Американцы интересовались русской классической школой, а русские, в свою очередь, американским современным танцем. Когда первое стеснение прошло, американцы пригласили русских танцевать джайв. По словам очевидцев, гости были совершенно расслаблены[747].
Событие можно рассматривать посредством геополитической оптики: Советский Союз опять получил возможность продемонстрировать свое умение хранить классические европейские традиции, а США, в свою очередь, смогли показать напрямую советским артистам современное искусство, которое в СССР не одобрялось. Финны же наслаждались лучшим танцевальным искусством в мире – как современным, так и классическим. Холодная война сверхдержав несла для Финляндии трудности не только в политическом отношении: оба государства стремились перетянуть ее на свою сторону и в культурной сфере, что давало ей новые возможности. Однако их реализация требовала, конечно, большой работы.
СОТРУДНИЧЕСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ, НЕСМОТРЯ НА «НОЧНЫЕ ЗАМОРОЗКИ»
Сотрудничество Национальной оперы Финляндии с Советским Союзом интенсивно продолжалось в соответствии с договором также и осенью 1958 года. При этом финляндско-советские отношения в целом подверглись испытанию кризисом, известным под названием «ночные заморозки» и закончившимся отставкой правительства в декабре. Причиной напряженности стала неудовлетворенность Советского Союза внутреннеполитической ситуацией в Финляндии. Интересным в этом политическом кризисе является то обстоятельство, что, хотя СССР даже отозвал в октябре из Хельсинки своего посла, ситуация, похоже, никак не повлияла на сотрудничество с Национальной оперой Финляндии.
Осенью 1958 года в Финляндию приехали два выдающихся хореографа и педагога. Сначала в Хельсинки прибыла с целью преподавания считавшаяся первой советской прима-балериной Марина Семенова. Вместе с Улановой и Плисецкой она входит в число величайших танцовщиц мировой истории. Кульминация ее карьеры пришлась на сталинское время, и она потеряла своего второго супруга Льва Карахана (1889–1937) в сталинских репрессиях. Семенова прекратила танцевать в 1952 году, но продолжила карьеру педагогом, проработав в Большом театре в общей сложности 52 года. Визит Семеновой считается настоящим знаковым событием в истории финского танцевального искусства. Значение визита осознавали и тогда: для осуществления месячного визита Семеновой Национальная опера Финляндии получила поддержку от Финского фонда культуры[748].
Будучи в Финляндии, Семенова вела занятия для всех, от детей до солистов, а не только для 35 танцовщиков профессиональной труппы. Она считалась прекрасным педагогом. Эльза Сюльвестерссон, только что избранная директором балетной школы, была назначена Алми ассистентом приглашенных хореографов, поскольку свободно владела русским языком[749]. Сюльвестерссон, Дорис Лайне и многие другие владевшие русским языком танцовщики балетной труппы также выполняли функции устных переводчиков во врмея визитов советских коллег[750]. Для Семеновой поездка стала первым педагогическим опытом за пределами СССР[751]. Визит Семеновой отличался от предыдущих посещений хореографов тем, что она приехала только лишь обучать танцовщиков и развивать их технику, а не ставить новый спектакль.
Визиты хореографов продолжились с приездом той же осенью Леонида Лавровского. Лавровский работал балетмейстером и хореографом сначала в Театре оперы и балета имени С. М. Кирова в 1930–1942 годах, а начиная с 1944 года – главным балетмейстером и хореографом Большого театра. На этапе переговоров еще не было понятно, сколько времени он смог бы находиться в Хельсинки, поскольку хореограф ранее ссылался на свою работу над балетом «Спартак» Хачатуряна. Версию балета для Большого театра поставил Игорь Моисеев, но спектакль сочли неудачным, и Лавровскому как главному хореографу театра пришлось принимать решение о дальнейшей судьбе постановки[752]. Работа Лавровского в Большом театре была безусловно важна, но визиту в Финляндию, очевидно, придавали большее значение, поскольку 1 октября 1958 года для Лавровского из МИДа Финляндии было в срочном порядке запрошено разрешение на работу. В результате Лавровского открепили от Большого театра для поездки в Финляндию с целью постановки балета «Жизель» с 10 октября по 23 ноября 1958 года, после чего он приехал в Москву для участия в собрании Большого театра с намерением снова вернуться в Хельсинки[753]. Финская пресса писала, что режиссер бывал уже за границей в командировках и поставил балет «Жизель» в Югославии и Венгрии[754].
Спустя месяц после прибытия Лавровского Дорис Лайне, которую хореограф готовил на главную партию в балете «Жизель», сказала, что «влюбилась до смерти» в стиль Лавровского. Хотя численный состав финской труппы советскому хореографу показался неоправданно маленьким, Лавровский воспринимал ее как прекрасное целое. Лайне он восторгался отдельно. Поставленный им балет «Жизель» мало отличался от представленного Большим театром в Лондоне в 1956 году[755]. Сделанную в Лондоне запись спектакля в Финляндии видели, так что сознательная публика знала, что стоит ожидать многого[756]. Декорации и костюмы были изготовлены в соответствии с инструкциями Большого театра[757]. Еще до премьеры пресса всячески превозносила Лавровского[758].
Рецензии на премьеру были восторженными. Критики писали, что Лайне не только развила свою технику, но и обрела новую, внутреннюю выразительную способность[759].
