месте этого поганца я бы уже испарилась куда-нибудь в район орбиты Юпитера.
— А? — говорит-то он ангельским голосочком, будто даже и не подозревает, сколько сильных и ярких метафор у меня в голове сейчас для него роится. Но я слышу и чувствую всем обострившимся своим существом, как медленно, но верно мерзавец отступает от меня подальше.
Думает, если я не смотрю ему в глаза — значит, есть время на побег.
Ха-ха-ха!
Смерть не обязана быть быстрой!
Медленно-медленно — просто потому, что я все еще помню Маринкино предупреждение, что платье может лопнуть у меня на спине от любого резкого движения — я разворачиваюсь к нему.
Так и есть… Бесстыжая Тимова морда смотрит на меня отнюдь не с расстояния вытянутой руки. Не-е-ет. Он уже отошел шагов на пять. И я безнадежно отстаю.
— Стриптизер? — произношу свистящим шепотом. — Ты заказал моей маме на юбилей стриптизера? От моего имени?
— Да ладно тебе, Кексик, — белозубо щерится Бурцев, но отступать при этом в сторону выхода не прекращает, — тебе что, мальчик не понравился? Ну так и не для тебя ж подарок. А от тебя! Ты должна учитывать мамины интересы!
Тонкая ниточка, на которой держалось мое терпение, лопается с тонким звенящим звуком. Я срываюсь с места, припуская вслед за Бурцевым.
Убью гада!
Догоню и убью!
Главное не дать ему от меня оторваться. Догнать и вцепиться зубами в горло…
Да вот засада — против меня играют не только чертовы каблуки, но и сама судьба. Тимурчик вылетает из ресторана как раз через тот закрытый проход, который, по словам Маринки, готовили для какого-то другого мероприятия. Даже странно — она вроде говорила, что эти двери будут закрыты.
Увы, открыты!
И я с размаху влетаю в разноцветье ярких пестрых лент. Мне и со стороны-то показалось, что их многовато, но вот сейчас они оказываются очень некстати — Бурцев буквально скрывается в них. Только ржет злорадно где-то впереди, где я не могу его разглядеть.
Удушу паршивца. Вот возьму свои нежные ручки в ручки, положу их ему на шею его бычью, да как сдавлю! Ух!
Отплевываясь и отпуская не самые цензурные ругательства, я пробираюсь сквозь туннель, сплошь завешанный лентами, шелковыми цветами и полосами тюля. Не видно нифига, кроме того, что очевидно маму ресторан за что-то невзлюбил. Такую красоту и мимо наших гостей пронесли. Правда, может, они все-таки перестарались с украшательством?
Мне в какой-то момент начинает даже казаться, что каблуки по ковровой дорожке начинают ступать как-то по-другому. Глуше, что ли… И будто бы твердость покрытия под толстым ворсом становится какой-то другой.
— Кексик, ты уже меня простила? Я могу выдыхать?
Ехидный голос Бурцева впереди будто подхлестывает меня. И правда! Я отвлеклась. Засмотрелась на ленточки, а впереди меня, между прочим, пять литров крови ждут.
Я прибавляю шаг!
Нарочно стараюсь, чтобы каблуки мои цокали как можно четче. Жаль, ковер их звуки приглушает, конечно, но вроде как даже не смотря на это выходит неплохо.
Пусть слышит, как к нему шагает его мучительная гибель! Ох!
Я совсем не ожидала, что эта дивная дорожка внезапно окончится, да еще и неожиданной маленькой ступенькой. К счастью, у меня не получается ничего сломать — спасибо огромному — реально огромному плюшевому белому кролику, что встречает меня и служит этакой подушкой безопасности.
Восстановив равновесие на шатких каблуках, я оглядываюсь и понимаю — стою уже не на земле, а на пришвартованной как раз напротив маминого ресторана яхте. Вся эта дорожка из арок, тюля и тонны лент вела именно сюда. И здесь я почему-то не вижу Бурцева, зато вижу яркую бирюзовую ленту, которая привязана к лапе кроля и тянется дальше, вдоль белого ограждения. И брелочек на этой ленте висит, с удивительно весомым медным ключом.
И возможно, я бы не обратила на это никакого внимания — знаю же, что яхта была зафрахтована каким-то богатым перцем для мероприятия, тут ничего для меня быть не может — если бы брелочек не был в форме кексика. Красивого такого кексика. Розовенького, со сливочным кремом, и клубничкой вместо шляпки.
Ну не бывает таких совпадений!
— Бурцев, где ты?
Окликаю, оглядываюсь, вострю уши.
На яхте тихо, и как будто вообще никого нет.
Ни шороха, ни звука, ни смешка.
В прятки, значит, играем?
Ладно, Тимурчик, я тебе подыграю.
Все равно ж убью! Наверное…
Ну, что… Я ж не виновата, что обожаю Алису в стране чудес и всю схожую тематику.
Я подцепляю брелок пальцем и тяну его за собой на ленте. Он тут не просто так, явно, так что фиг ли его оставлять?
Решение выходит спорным — лента оказывается длинной, в некоторых местах петляет, перевиваясь между столбиками ограждения. В этих местах приходится подзадержаться.
Может быть, Бурцев рассчитывал, что я успокоюсь, пока вожусь с этим несчастным брелком, протаскивая его по мудреным петлям — но тут он просчитался, конечно. Я скорей больше пришла в неистовство от того, что приходится возиться с этой фигней. И ради чего, спрашивается?
Ради того, чтобы выйти на палубу яхты, украшенную цветами. К столику, на котором пафосно стоял огромный сундук, придавливающий ленту. Рядом с сундуком скромненько так лежали маленькие ножницы.
Господи ты боже мой.
Нет, я понимаю, почему Бурцев так высоко взлетел в рекламном бизнесе. Просто гений креатива.
Я срезаю ленту. Я снимаю ключ.
Сама не понимаю, почему сердце уже бьется где-то в горле и куда делся весь мой праведный гнев.
Вставляю ключ в замочную скважину и набрав воздуха в грудь побольше — поворачиваю его. Как маленькая девочка в предвкушении неизвестного сокровища.
Замок открывается беззвучно. Крышка оказывается удивительно тяжелой — кажется, Бурцев где-то откопал самый настоящий, не бутафорский сундук. А в нем оказывается…
Букет белых хризантем…
Я снова оглядываюсь в поисках объяснений. Никого не видно, хотя красивая синяя дверка напротив столика слишком подозрительна.
Весь этот квест ради простенького букета?
Ладно, большого простенького букета.
Чтобы его вытащить, мне приходится даже на цыпочки приподняться. Хризантемы пушистые, белые, тяжелые. Но даже не смотря на это мои пальцы нашаривают небольшой прямоугольник картона, болтающийся на ленточке.
Срываю его уже нетерпеливо. Если там не будет ничего понятного — скормлю весь этот букет Бурцеву на ужин!
“Юля, прости за все мои дурачества. Я просто очень хотел, чтобы мой последний подарок стал чем-то особенным”
Моргаю. Еще раз моргаю. И еще…
В горле становится сухо.
И вся я как костенею.
— Переверни, — раздается насмешливый голос Тима за моим плечом. И один только
