— характерный красный цвет, сигнализирующий о помощи. Конечно, учитывая ветер и яркое солнце, видно световой сигнал было плохо, но экипажам вертушек хватило.
Потекли секунды. Рокот нарастал с каждым мгновением.
Винтокрылые машины пронеслись прямо над нами. Мощными порывами ветра взметнулась пыль, тут же запорошив глаза. Ерунда, прорвемся.
Пустой патрон я отбросил в сторону — он свое дело сделал.
В воздухе послышались характерные частые хлопки, чуть позже взрывы. Раздалась хаотичная стрельба. О, такого сюрприза духи совершенно не ожидали. Все что им оставалось, это бежать врассыпную, ведь четыре напичканных оружием вертолета Ми-24 это не шутки.
Перевернувшись обратно на живот, я чуть приподнял голову и осмотрелся — душманов вроде не было видно, а вертушки разворачивались, собираясь заходить на новый круг. Одна из них уже отстреливала имитирующие ловушки — видимо, какая-то угроза от ПЗРК все же была. Чем-то же моджахеды сбили первые две «птички». Я даже хмыкнул — сколько же духов за нами шло⁈
— Надо же, получилось! — громко воскликнул Игорь, морщась от боли.
— Цел? — крикнул я, обратив внимание на офицера. Когда по нам открыли огонь, он вскрикнул не просто так.
— В спину попало. В бронежилет.
Знаю. Проходили. Толчок такой, будто кто-то крупный со всего маху неожиданно дал в спину сильного пинка…
Пока вертушки, кошмарили разбегавшиеся во все стороны бандформирования моджахедов, мы постарались отойти как можно дальше — как ни осторожничай, а зацепить нас проще простого.
Миновав самый опасный участок, мы бросились к дороге. Я вдруг ощутил какую-то слабость, но не придал ей значения. Кое-как спустили вниз раненого советника — он был без сознания но, тем не менее, жив. Бесспорно, полковник Бехтерев родился в рубашке, тут уж не поспоришь. И сегодня ему несказанно повезло — проспал всю заварушку.
— Глядите, наша техника! — вскрикнула Лена, указывая вправо.
И верно, со стороны кордона сюда двигался хорошо узнаваемый темно-зеленый БТР-60, за ним шел КамАЗ, еще какая-то техника характерно темно-зеленого цвета. Из-за густых клубов поднятой пыли, было неясно, каков полный состав колонны. По регистрационному номеру «шестидесятки» я сразу узнал детище, которое мы доблестно чинили в автопарке. Однозначно, это машина из нашей части.
Бронетранспортер взял левее, притормозил, его обошел штабной УАЗ — 469. С характерным фирменным звуком скрипнули тормоза. Пассажирская дверь распахнулась, оттуда выскочил наш командир части, подполковник Каменев, за ним Ветров.
Из-за шума и рокота двигателей, я не расслышал слов.
А что там было дальше, меня не шибко волновало. Да и воспринималось уже с трудом. Все резко стало каким-то неважным, медленным и далеким. Голова стала чугунной, вдруг закружилась, к горлу подступила тошнота. Накатила какая-то смертельная усталость. Не в силах справиться со своим состоянием, я тяжело опустился прямо на камни, рядом с носилками. Геологичка посмотрела на меня с тревогой…
— С тобой все нормально? Эй! Максим!
Я попытался кивнуть, но почему-то не сумел. Вроде только сидел, а уже вижу, как почему-то ко мне приближается земля, а потом резко стало темно. Кажется, сугубо рефлекторно, я даже руку перед собой выставил. Только, наверное, не помогло…
Дальше мелькали какие-то отдельные фрагменты. Иногда я что-то чувствовал, видел картинки, вспышки света.
Впрочем, не удивительно, что меня так вырубило. Ведь я уже не раз бывал в таком же состоянии… Мой молодой организм, отдав все резервные ресурсы и энергию в столь стрессовой ситуации, все-таки не выдержал. Ничего плохого в этом нет, ведь я действительно выложился на полную катушку. Да и крови, наверное, потерял…
Я частично приходил в себя, потом снова отключался. Тех, с кем я отступал и отбивался, рядом со мной уже не было. Были другие. Меня куда-то несли, потом везли. Я видел напряженное лицо медсестры, что возилась надо мной, закрепляя на куске проволоки капельницу. Слышал чьи-то голоса, невнятные приказы и какие-то распоряжения. Гул двигателя, шум колес.
Снова темнота. В какой-то момент я ощутил запах бензина.
Стало как-то дурно. Захотелось закрыть глаза и просто лежать, лежать, лежать. Отдыхать. Чтобы ничего не мешало.
Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я уже в медицинской палате. Лежал на железной кровати с жестким матрасом, под чистым белым пододеяльником. В нос тут же ударил знакомый запах спирта и еще чего-то, характерно медицинского происхождения.
А вокруг чистота. Умиротворение, спокойствие.
Лежал, прислушивался к ощущениям. Где-то сзади тихонько играла ненавязчивая музыка, наверное, из радиоприемника. Кажется, это был Юрий Антонов, пел про крышу дома своего…
Помещение было большим, рядом со мной бежевые стены. Госпитальная палата? Но почему такая большая? В центре, под самым потолком крутилась пара больших трехлопастных вентиляторов. Они создавали приятную прохладу, гоняя туда-сюда легкий ветерок. Рядом со мной, на низкой тумбочке стояла простенькая стеклянная ваза с тремя ромашками. Хорошо, хоть не с двумя. Там же лежала сложенная пополам газета.
Рядом со мной капельница, на стойке.
Ну, все ясно — я в военном госпитале. Этот запах ни с чем не перепутать. Пока я был молодой, в прошлой жизни, частенько попадал в такие лечебные заведения. Почти всегда после боевых выходов и различных операций. И почему все военные госпитали, в которых мне довелось побывать, пахнут одинаково?
Попробовал приподняться, но ощутил тупую ноющую боль во всем теле — решил не провоцировать. Потом еще попробую. На щеке что-то было приклеено что-то большое и белое — скорее всего, просто лейкопластырь. Простреленная рука была туго забинтована. Ноги тоже болели. А еще спина. Даже не знаю, было ли у меня место, где не ощущалась бы ноющая боль.
Антонов закончил, дальше пошел Стас Намин с Богатырской силой — во, это тема! Аж нога слегка задергалась в такт. Даже забавно получилось.
Раздались приближающиеся шаги. Скрипнули полы. Затем послышался удивленный возглас.
— О, очнулся! Герой наш! — послышался гулкий голос. В нем были довольные нотки. — Что, музыка нравится?
В поле зрения попала медсестра, возрастом около тридцати с копейками. Все бы ничего, если бы не ее габариты и вес — полная и крупная женщина. Зато с добрым лицом и в хорошем расположении духа.
— Есть такое дело. Я что, в госпитале? — уточнил я и вдруг понял, что очень сильно хочу пить.
— В нем, родимом.
— А где именно? — уточнил я. — Случайно, не Мары?
— Угадал, — снова улыбнулась медсестра. — Как себя чувствуешь?
— Не знаю. Вроде хорошо, только все тело ломит. Сколько я спал?
— Да почти двое суток. Ну, еще бы не болело,
