небесам и земле, чтобы увидеть ее, и я бы помог тебе, потому что каким бы могущественным себя ни считал, я бессилен, когда дело касается тебя. — Он провел рукой по моему бедру, и стон поднялся по моему горлу, угрожая вырваться наружу. — Как только они узнают, что ты знаешь, что они сделали, они заберут и тебя. И я бы не успел спасти тебя тогда. Я знал, что нужно спасать Лирику только потому, что твой брат облажался и пришел ко мне домой, обвиняя в том, что я ее трахал. — Его голос понизился до глубокого хрипа. — Думаешь, то, что я сделал с Халидом, было безжалостным? Я бы сжег весь этот гребаный мир, оставляя за собой кровавый след и спички, если бы они забрали тебя. — Он просунул руку в мои пижамные шорты, и его большой палец нашел мой клитор через трусики. Я раздвинула ноги, не в силах сдержаться и даже не желая этого, откинула голову назад и прикусила губу. О. Боже. Боже. — Я должен был подождать, пока у меня не появятся средства, чтобы обеспечить твою безопасность, пока не буду знать, что они никак не смогут добраться до тебя. Если это означало причинить тебе боль, чтобы защитить тебя, то это была жертва, на которую я был готов пойти.
Я знала, насколько все это было важно для Каспиана. Он уже говорил мне, что уехал в Европу потому, что если бы он остался, то попал бы в тюрьму и потерял бы свои трастовые деньги. Без его траста не было бы будущего.
Нас бы не было. Я была бы принцессой, рабыней жестокого человека, а Каспиан — рабом своего отца. Хотя мне хотелось, чтобы он рассказал мне все с самого начала, я понимала, почему он этого не сделал. Я была шестнадцатилетней девушкой, все еще изучающей мир, в который он попал, будучи еще ребенком.
— Больше никаких секретов, — сказала я.
Он провел языком по нижней губе. — Больше никаких секретов. — Он сдвинул ткань в сторону и засунул два пальца в мою киску, все еще обводя большим пальцем мой клитор. Я схватила его за предплечье и оседлала его руку, трахая его пальцы, поглощая каждую унцию удовольствия, которое он давал, пока не перешла грань.
***
Воздух был хрустящим и прохладным, а солнце ярким, словно небо дарило нам свое благословение. Каспиан стоял под деревянной беседкой на пляже. Белые занавески свисали с угловых стропил и развевались на ветру. Высокие металлические фонари обрамляли средний проход. Все было маленьким и интимным. Там были только наши самые близкие друзья и Линкольн. Чендлер был шафером, а Лирика моей подружкой невесты. Пока она не появилась, эта роль принадлежала Линкольну. Я была уверена, что он был так же рад ее видеть, как и я.
— Ты готова к этому? — спросила Лирика, когда зазвучала музыка. Она протянула мне букет цветов, точно такой же, как тот, что Каспиан оставил на сцене в ночь балета.
На меня снизошло спокойствие, хотя сердце колотилось в груди, я сделала глубокий вдох. — Я была готова с шести лет.
Она смахнула слезы. — Ты знаешь, что я не могу остаться...
Я проглотила комок в горле. — Знаю.
Для нее было опасно оставаться здесь так долго, как она это делала. Если бы ее поймали...
Я отогнала эту мысль и заставил себя улыбнуться. Я только что вернула ее, и вот уже снова теряю. Но, по крайней мере, теперь знала, что с ней все в порядке.
Взяла ее руку в свою. — Я просто рада, что ты здесь.
Музыка стала громче, и она сжала мою руку. — Пора.
Я вздохнула. — Пора.
Мы с Лирикой пошли по проходу, рука об руку, остановившись перед священником. Это имело смысл для человека, которого я любила дольше всех, отдать меня замуж за человека, которого я любила. Я вручила ей букет и шагнула навстречу Каспиану.
Как только я положила свою руку на его, он притянул меня к себе и прижался своим ртом к моему. Он целовал меня со свирепым собственничеством, которое заставляло меня сгорать от дикой потребности. В животе у меня сжалось, и я сжала бедра, запутавшись руками в его волосах.
Каспиан отстранился с рычанием. — Мне не нужен он, — он кивнул головой в сторону священника, — чтобы сказать мне, что ты моя. — Он облизал мою нижнюю губу. — Ты всегда была моей.
Я погладила его щеку передней частью пальца и улыбнулась. — Ты можешь вести себя хорошо? Хотя бы пять минут?
Он схватил в горсть мою задницу и сжал, затем посмотрел на министра. — У вас есть пять минут.
Высокий, стройный священник тяжело сглотнул, затем прочистил горло и начал церемонию. Слова были не более чем фоновым шумом. Все, что меня волновало, это мужчина передо мной, его глаза, улыбка, то, как он смотрел на меня сейчас.
Священник замолчал, и Каспиан наклонил голову в мою сторону.
Он провел подушечкой большого пальца по нижней губе. — Хочешь знать, почему я называю тебя своей маленькой проказницей?
Я сглотнула. Теперь жар пылал, разливаясь по моим венам. Мое сердце колотилось и было полно, так полно любви к этому мужчине.
— С того момента, как я впервые увидел тебя, мое сердце знало, что оно в беде. Судьба словно знала, что нашим душам суждено вместе разрушить мир. Ты единственная, кто когда-либо бросала мне вызов и выходила сухой из воды. Ты принимаешь мое безумие. Ты позволила мне загнать тебя во тьму, а потом сидела со мной там. Ты — сердце моего сердца, душа моей души. И я потрачу каждую секунду вечности, а потом еще и еще, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю.
Казалось, что я никогда не видела Каспиана таким совершенным, таким прекрасным.
Я поднесла руку к его лицу, потому что желание прикоснуться к нему было невыносимым. — Ты оберегаешь меня. Я люблю тебя так, что даже не подозревала, что это возможно. Ты делаешь меня сильной. Ты говоришь, что я бросаю тебе вызов, но это ты бросаешь мне вызов. В те моменты, когда думаешь, что тебя труднее всего любить, я люблю тебя больше всего. Никогда не было момента, когда я не любила бы тебя. Это всегда был ты. И всегда будешь только ты.
Каспиан прижался губами к моему лбу, затем поднял