и для этого зажёг свет — целый бунт против общества!..
Его давно преследовали шорохи, и он считал, что они от друга. Стуки и шорохи раздавались за стеной. Там, видимо, жил «он». И Клук стал рыть в том месте. Шорохи усилились. Он знал, что за стеной живёт сосед, но вряд ли именно сосед — его друг.
Тем более Клук никогда не видел его: вероятно, тот был почти невидим или просто стеснялся быть.
Но стуки усиливались и усиливались. В глубине своей души Клук — несмотря на то что с ним происходило — был рационалист. И поэтому все стуки невидимого соседа он принимал за шорох огромной крысы, ставшей, может быть, его последним другом. Попросту он не верил, что у такого бедного человека, как он, может быть друг в форме человека.
И он искал путь к своей крысе.
Сегодня он решился окончательно: бросив рыть, он взял инструмент и при свете стал долбить стену.
Шорох исчез.
Кто там был: сосед или крыса?
И кто из них был его друг?
Гарри, став на колени, пыхтел с инструментом, прибор работал, урча от электротока. Этот инструмент был последним богатством Клука, напоминающим о его прошлой принадлежности к среднему классу.
Сосед, видимо, сверхъестественно спал, забытый даже крысами. Клук не думал о соседе — нет, люди забыли о нём, о Гарри, и в этом смысле он, пожалуй, действительно одинок.
Но друг был, ибо были шорохи, стуки, и Клук искал путь к нему.
В конце концов, есть крыса, а значит, есть и друг. Он где-то близко, совсем рядом, он подавал ему знаки… К тому же одна крыса — во сне — своей улыбкой сказала ему, что он будет таким же, как она, на том свете, а Гарри верил в него, потому что был религиозен.
Наконец часть стенки рухнула. Перед ним действительно лежал друг. Увы, это была не крыса, а его собственный труп. Его ли? Конечно, да; открытые глаза, однако, были совсем детскими по выражению — такие же, какие были у него, ребёнка, когда он глядел на себя в зеркало. Но вместо с тем это был взрослый труп.
И тогда Гарри завыл, потом встал на колени перед собственным трупом и сказал ему:
— How are you?
Потом поцеловал его в глаза.
Сразу же он полюбил свой труп, и тот стал для него ценнее, чем доллары. Он не совсем даже осознал сам факт чудовищного переворота, незнакомого большинству: есть что-то более ценное, чем деньги!
Затем Клук выбежал в город, в его душные, пропитанные смрадом и духом золота улицы. И бежал, бежал. Даже уголовники, из чёрных, не убили его. И он внезапно почувствовал радость оттого, что его не убивают. Почему радость? А про себя он пролепетал, ответив: «Ведь у меня есть друг? Я нашёл его?»
Но потом другой уголовник, из белых, стоявших за углом, мазнул ему по горлу синей бритвой… Секунды через две-три Гарри опять превратился в труп — в желанный труп, в своего второго друга, в мечту, в романтика?
Кругом теперь во всей вселенной Гарри Клука окружали друзья: один лежал в стене, другой распластался как последняя тварь на мокрой нью-йоркской мостовой, третий, может быть, уже назревал…
И уходящая в подвал ада душа Гарри тупо хихикнула: в клоаке рта своего убийцы он увидел исполинское солнце любви…
Рекомендуем книги по теме
Блуждающее время
Юрий Мамлеев
Чёрное пальто: Страшные случаи
Людмила Петрушевская
Околицы Вавилона
Владислав Отрошенко
Исландия
Александр Иличевский
Примечания
1
Здесь автор имеет в виду Лену, прототипом которой была его жена Мария. — Прим. ред.
2
Здесь автор имеет в виду Лену, прототипом которой была его жена Мария. — Прим. ред.
