Неквер сидел за простым столом; лежащие на столе бумаги были собраны в аккуратные стопки; чернильница, перья и промокательные рулоны выстроились, словно воины на плацу. Площадь стены занимали карты Таралона и морские лоции, но собственных карт Лайам среди них не увидел. Видимо, Неквер считал их чересчур ценными, чтобы выставлять напоказ.
— А, это вы, Ренфорд. Чем могу служить? — сухо произнес Неквер. Былая приветливость торговца сменилась чисто деловой сдержанностью.
— Понимаете, мастер Неквер, — произнес Лайам, ослепительно улыбаясь, — у меня выдалось свободное время, и мне пришло в голову, что мы так и не поговорили с вами о вашем путешествии, восхитившем весь Саузварк.
— И что же?
— Ну, мне, естественно, хотелось бы побольше узнать о нем. В конце концов, вы пользовались моими картами, и я очень рад, что вы так разумно ими распорядились. Но больше всего меня, как исследователя, интересуют ваши личные впечатления. О некоторых краях, где вы побывали и где сам я давно уже не бывал.
— В самом деле?
— Да. Например, мне бы хотелось расспросить вас о Доми — я некогда провел там около полугода. У меня остались самые приятные воспоминания об этом цветущем крае. А у вас?
— Торговля там шла неплохо.
Сухость ответов торговца граничила с грубостью, но Лайам решил не обращать на это внимания.
— Так. А как вы нашли Сардис? И Эпидамнум?
— В Сардис мы не заходили. В Эпидамнуме получили хорошую прибыль.
Не совсем простое название второго порта Неквер выговорил вполне уверенно, что лишний раз доказывало, что он там был.
— Мне бы, хотелось поподробнее побеседовать о вашем путешествии, мастер Неквер. Чтобы сравнить впечатления. Свои давние, и свежие ваши. Не можете ли вы уделить мне часок?
— В настоящий момент я занят, Ренфорд. У меня срочная работа, которую надо закончить сегодня.
Лайам выяснил все, что хотел. Он чувствовал, что нетерпение Неквера растет, но ему хотелось его позлить. Все равно хуже не будет, Неквер и без того стал скверно к нему относиться.
— Понятно. Но может быть, мы договоримся на вечер? Я обещаю не надоедать вам долее часа.
— Сегодня канун праздника Урис, Ренфорд. Я буду работать до восьми. А затем я должен идти в храм Урис, на праздничное бдение. У меня нет возможности разговаривать с вами.
И никогда не будет. Неквер не произнес этого, но Лайам понял намек и принял его к сведению.
— Очень жаль. Мне так хотелось порасспросить вас. Ну что ж, может быть, мне это удастся как-нибудь в другой раз?
— Возможно, — холодно отозвался Неквер, взял в руки перо и углубился в бумаги.
Лайам кивнул, продолжая улыбаться, дабы показать, что он ничуть не обижен, и вышел. Торговец не обратил на его уход никакого внимания. Привратник ожидавший в канцелярии, провел Лайама обратно к выходу.
На плащ Лайама упала тяжелая дождевая капля. Ливень был уже на подходе. Лайам, поторапливаясь насколько возможно, зашагал в сторону городской площади.
Лайам помнил слова Кессиаса, миряне-верующие не допускаются в храм Урис в канун праздника. Неквер знал, что Лайам — уроженец Мидланда и в Саузварке живет недавно, а потому не мог ожидать, что ему известны такие тонкости ритуала. Но почему, собственно, он сказал, что намерен присоединиться к праздничному бдению? Просто счел это удобной отговоркой, позволяющей уклониться от докучливой встречи? Или на восемь у него и впрямь назначено какое-то другое свидание? С кем? И главное, где? А что, если местом свидания является некий дом в Муравейнике, а предметом стремлений Неквера является некая таинственная особа?..
Лайам прибавил шагу. Какое счастье, что меченый не бил его по ногам! Редкие дождевые капли продолжали падать на плащ, оставляя мокрые пятна. К тому времени, как Лайам добрался до площади — точнее, до расположенной там тюрьмы, моросило уже довольно сильно.
Кессиаса на месте не оказалось, но дежурный стражник предложил ему посидеть в маленькой, холодной приемной.
— Эдил скоро вернется, — сказал стражник и ушел, оставив Лайама одного. Лайам принялся размышлять. В мозгу его теснилось множество мыслей, но Кессиас множество не воспримет. Придется хорошо поработать, чтобы хоть что-то связно ему изложить.
Если таинственная особа любовница Неквера, значит, она беременна от него. Тогда, в общем, понятно, почему она стремится избавиться от ребенка. Богатый торговец вряд ли признает побочного отпрыска, появившегося на свет в Муравейнике. Потому и встал вопрос о сантракте, который Виеску, конечно, ей продал хотя он это и отрицает. Однако во всем этом не было ничего такого, что можно было бы привязать к смерти Тарквина, — не считая того, что женщина упоминала имя старика и, возможно, наведывалась к нему в гости.
А что могли означать кровь девственницы и второе заклинание, предназначенное не для перемещения предметов, а для того, чтобы делать эти предметы незримыми? Похоже, он наткнулся на еще какую-то тайну, лишь косвенно связанную со смертью Тарквина. Слишком уж много разных деталей вращается вокруг одного и того же стержня. Лайам вообще стал опасаться, что таинственная незнакомка, кутающаяся в глухой плащ, не более чем обычная горожанка, чьи шашни, наряду с их последствиями, касаются только ее. Ну, и еще, разумеется, любовника, от которого она залетела. И мужа, если он в курсе и есть.
Некоторое время Лайам размышлял, не махнуть ли ему рукой на Неквера и не позволить ли Кессиасу объявить Лонса виновным. Актерского ножа и серьезного мотива для преступления вполне хватало, чтобы покончить с красавчиком, а Лайам всегда мог сказать Роре — если ему вообще придется что-то ей говорить, что он ничего не сумел поделать.
В конце концов Лайам похерил эту идею, и вовсе не потому, что чувствовал себя чем-то обязанным танцовщице. Впрочем, он признавал что должен ради нее попытаться вытащить Лонса, но истинная причина была иной. Лайаму про сто хотелось выяснить, кого же взял в любовницы Фрейхетт Неквер. Ему хотелось сравнить эту особу с Поппи, чтобы понять, каковы его шансы на… а, собственно говоря, на что?
К тому моменту, как промокший, недовольно ворчащий эдил ввалился в приемную караулки, Лайам уже более-менее определился, что он ему может сказать.
— Небо взяло и раскололось, а боги решили наплакаться досыта, чтобы как следует вымочить землю! — пожаловался Кессиас, отряхивая воду с плаща и бороды. К присутствию Лайама эдил отнесся как к чему-то само собой разумеющемуся. — Я за вами посылал, но вас не оказалось дома. Неужто после утренних переживаний вам захотелось прогуляться?
— Ну, мне досталось не так уж крепко, как казалось сначала, — отозвался Лайам, поднимаясь с места. И я успел выяснить кое-что.
— По правде говоря, у меня тоже есть новости. Если, конечно, вам это интересно.
Лайам кивнул. Он снисходительно относился к попыткам Кессиаса его обставить.
