Прямо по дороге, потом… – Он умолкает и хмурится. Я подозреваю, что гнездо из волос у меня на голове производит неоднозначное впечатление. И начинается дождь – с неба падают крупные капли. – Послушайте, я как раз собирался ехать в Хоксвелл. Хотите, я вас подвезу?
Я медлю. Ему правда нужно в деревню или он какой-нибудь психопат, решивший воспользоваться подвернувшейся удачей? Я решаю, что серийные убийцы, скорее всего, не носят красивые рубашки с желтыми манжетами в полоску. Хрен с ним. Рискну.
– Классная машина, – говорю я, застегивая ремень безопасности. Винтажный приглушенно-зеленый «Порше» с откидным верхом.
– Я тоже так думаю. – Автомобиль издает приятный рык. – Подарок на мое пятидесятилетие.
Как типично.
– Класс!
Незнакомец смеется. Я решаю, что он мне очень нравится, – иногда так бывает с незнакомыми людьми, интуиция подсказывает.
– Спасибо…
– Тедди, – отвечает он, перекрикивая рев мотора, когда мы срываемся с места, поднимая в воздух листья и водяную пыль. – Меня зовут Тедди. Держитесь крепче.
46
Рита
март 1972 года
ПРОШЛО ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ, а отъезд из Фокскота все еще крутится у Риты в голове: захлопнувшаяся с лязгом дверца такси, танец первых рыжеватых листьев на дороге и огромный дом, тающий вдалеке, пока его окончательно не заслоняют деревья. Как будто его и не было никогда. И тошнотворное облегчение от того, что ей удалось вырваться.
С момента смерти прошли пять долгих дней. Местная полиция часами допрашивала их по кругу, не позволяя никому покидать Фокскот. Знать бы тогда, что потом этих констеблей жестко раскритикуют за неумелое расследование. А в тот момент она была в ужасе и постоянно думала о том, что ее вполне могут принести в жертву, чтобы спасти репутацию Харрингтонов.
Насколько ей когда-то хотелось укрепиться в самом сердце этого семейства, настолько же отчаянно она теперь стремилась вырваться. Теперь Рита знала, что семья может оказаться опасным местом, а вовсе не той тихой гаванью, которую она воображала себе в детстве. В конечном счете нужно всегда полагаться на саму себя.
За долгие часы, проведенные в тревожном ожидании, она начала с пугающей ясностью осознавать, как мир Харрингтонов затянул ее – под влиянием иррациональной тоски по собственной матери, по собственной семье – и лишил ориентиров. Она попыталась объяснить это полицейской, но та только сильнее щурилась и быстро что-то записывала. Рита, испугавшись, что может каким-то образом очернить себя, быстро умолкла.
Через пару дней после гибели Дона в дом явилась женщина из соцзащиты, одетая в мешковатый серый плащ. Она выхватила малышку из овощной корзинки на кухне, будто кочан салата. Когда Рита принялась умолять ее подождать или хотя бы сказать, куда отправят девочку, Уолтер поспешил сопроводить женщину к двери. В ту ночь Рита положила детский комбинезончик под подушку, как когда-то Джинни, чтобы вдыхать его молочную сладость.
У нее не получалось проспать больше пары часов. Как и всем остальным. Она спускалась вниз по ночам и обнаруживала Геру, копающуюся в кладовке. Или Тедди, который растерянно бродил по дому в пижаме, спрашивая, где его мама.
Все разбилось, как террариум: Уолтер затолкал разбитое Доном стекло в мусорное ведро и раздробил осколки палкой, как будто маленький стеклянный ящичек был виноват во всем случившемся, – в каком-то смысле так и было.
Но когда Уолтер ушел, Рита подкралась к мусорному ведру, упрямо вытащила оттуда Дот и Этель и незаметно посадила их в глинистую клумбу у ворот. Она знала: не важно, насколько пострадали листья растения, – если корни целы, у них есть шанс. И эта мысль приносит ей утешение. Дети тоже в чем-то похожи на растения.
Чем заняты Гера и Тедди в это холодное мартовское утро, думает Рита, дрожа в своей комнате, пока густой серый туман клубится над крышами Хакни. На ней совсем не осталось жира, который бы ее согрел, она стала угловатой – так нужно модельному агентству: тазовые косточки выпирают, кожа натянута.
Ей запретили предпринимать попытки связаться с семейством Харрингтонов – по решению суда, сказал Уолтер. Официозность этого запрета ужасает ее, хотя и кажется непонятной. Ей было горько думать, что дети почувствуют себя брошенными, поэтому на Рождество она рискнула отправить короткое письмо в Примроуз-Хилл на имя Геры, указав свой новый адрес – комнату в Хакни, снятую у сварливой, слепой на один глаз хозяйки по имени миссис Кэттон, которая стучит в стену, если Рита включает радио. Но письмо вернулось невскрытым: «получатель не найден по данному адресу». К своему стыду, она испытала облегчение. По крайней мере, Уолтер не перехватил послание и не прочитал его.
Ей нравится думать, что Гера и Тедди благодаря какому-то неведомому закону физики чувствуют, что она думает о них, стоя в холодных ателье, пока швеи закалывают ткань на ее худом теле. Но Леснушка… Нет, о ней слишком больно думать, хотя Риту это не останавливает. Постоянно. Где она? Мучительно ничего не знать о том, куда попала малышка и как складывается ее судьба.
Тоска причиняет такую резкую физическую боль, что порой Рита едва не кричит. Она скучает по влажному плотному тельцу, по маленьким ладошкам, по музыкальным звукам, по мокрому личику, утыкавшемуся ей в шею, и по блестящим темным глазам, которые неотрывно следили за ней, когда Рита ходила по комнате. Малышка, наверное, уже так изменилась. Научилась сидеть. Перешла на твердую пищу. Учится ползать? Нет. Лучше об этом не думать.
Она пыталась следить за развитием событий в новостях, но нашла только одно упоминание Леснушки – обращение к ее матери с призывом связаться с полицией – и множество заметок о смерти Дона. Некоторые из статей она спрятала в чемодан под кроватью, вырезав для себя фотографии семейства, чтобы не забыть их лица. Но ей до сих пор трудно понять, чему можно верить. Один из таблоидов намекал, что Дон покончил с собой: якобы всплыли его огромные долги и слухи о том, что его преследуют безжалостные бандиты из Ист-Энда. (В статье цитировали слова Мардж: «Мутный был тип. Проблемный».) Тем временем в некрологе «Daily Telegraph» Дона называли «харизматичным эрудитом, неутомимым рассказчиком и гражданином мира – истинным выпускником Итона». Вскоре новость исчезла со страниц газет, вытесненная новыми ужасами из Северной Ирландии. Пару месяцев спустя «The Times» в короткой заметке сообщила, что обвинение в убийстве Дона так никому и не предъявили в связи с недостатком улик. Дело осталось открытым. Настоящая загадка, по словам репортера: полиция не смогла точно установить, соответствует ли роковая пуля ружью – предполагаемому орудию убийства. Джинни Харрингтон оказалась
