— Есть!
— Валяй, — любезно позволили мне.
И вот теперь я подняла голову, потому что хотела видеть его лицо, когда скажу это:
— Раздевайся!
— Что? — Да! Да-да-да! Изумление сильного, любимого, единственного мужчины бесценно.
— Раздевайся, Дима. Времени у нас мало.
Заречный спорить не стал, он просто расстегнул пиджак. В общем, от одежды избавились быстро. А потом нагие, босые ступили на теплый камень. И здесь Димка поцеловал меня совершенно по-особенному. Он поцеловал меня так, словно действительно дарил всего себя навсегда, на веки вечные. А я, совершенно ошалевшая от счастья, тоже дарила, отдавала всю себя без остатка. Навсегда и даже дольше, пока стоит этот мир, пока светят звезды Вселенной.
Алтырь сиял, укрывая своим светом, согревал теплом, щедро делился силой. Он принял нас, благословил, соединил, поверил. На камне сплелись не только тела. Здесь сплелись две жизни, две судьбы, две души.
— Люблю тебя, Ленка! Безумно тебя люблю! — прошептал мой змей, прежде чем я закричала, раскалываясь от переполняющего счастья на миллионы мелких осколков.
А когда части собрались вновь, улыбнулась, глядя в самые синие в мире глаза.
— Я люблю тебя, муж, — тихо выдохнула я, и потерлась носом о небритую щеку.
— Жена… — медленно, словно пробуя слово на вкус, произнес Дима. — Знаешь, ведьма, обряд, конечно, красивый…
Я напряглась. Вот прямо дыхание затаила.
— Но свадьбу мы все же сыграем! — закончил он и хрипло рассмеялся. — Ночь хочется брачную с любимой женщиной, постель мягкую и… — Димка замолчал, к чему-то прислушиваясь. — Странно, я раньше зверя прямо под кожей чувствовал. Все его мысли, желания. А сейчас его нет. Эй, змей, ау-у!
Заречный протянул руку к солнцу и удивленно выдохнул. Прямо на глазах загорелая человеческая кожа превращалась в серебряную чешую, а ногти удлинялись, преобразовываясь в когти.
— Нет, Ленка! Ошибся я. Здесь он, во мне. Только делить нам больше нечего, и мы с ним словно слились в одно целое, понимаешь? Раньше были Дмитрий и змей, а теперь я за всех, получается, — и он беззаботно рассмеялся.
— Ты просто стал стражем, настоящим стражем земли нашей, как в легендах древних написано, — улыбнулась мужу.
Моя ведьма тоже молчала, но пустоты я не ощущала. Наоборот, во мне бурлила и клокотала такая силища, что поверить невозможно. А еще я отчетливо помнила все, что читала в родовых фолиантах. Может быть и не я помнила. Возможно, это знания ведьмы, с которой мы тоже слились в одно целое, как Димка со змеем.
Я последовала его примеру и протянула руку к солнцу, и из ладони полился свет, теплый, ласковый, словно медовый. Он собирался в причудливые узоры, сворачивался прекрасным браслетом на запястье, тянул ажурные усики к Димке.
— Знаешь, а я ведь сегодня стала настоящей ведьмой и тоже кое с кем объединилась в одно целое.
— И как ощущения? — поинтересовался муж.
— Странные. Словно я всю жизнь со сломанными крыльями жила, а теперь они излечились вдруг, — неожиданно призналась я, а потом, глядя в любимые синие глаза, искренне сказала: — Спасибо!
— За что?
— За чудо. За то, что ты есть. За то, что мой. За мир. За счастье. Спасибо тебе, Димка!
Он не ответил и снова поцеловал, передавая всю силу своих чувств. И это была огромная сила, настоящая, истинная. Но увлечься и зайти дальше не дало чутье ведьмы.
— Дима… Дима… Ну Дима же… — со смехом вывернулась я.
— Ну что тебе еще, ведьмочка? — шутливо прорычал он, пытаясь вернуть ускользнувшее.
— Одеваться нужно. Быстрее! — и первая вскочила с камня.
— Зачем? — вяло поинтересовался в общем-то вполне уже готовый к новым подвигам муж.
— В принципе, можешь встретить моих родственниц и так, показать, так сказать, товар лицом! — хихикнула я, наблюдая, как Заречный вскочил и спешно стал натягивать брюки.
— Знаешь, кто вы? — недовольно буркнул он, переходя к изрядно помятой рубашке.
— Кто? — вежливо поинтересовалась я, уже полностью одевшись.
— Ведьмы! — констатировал факт Димка.
— И от кого я это слышу? — расхохоталась, пытаясь хоть немного пригладить растрепанные волосы. — От рептилии-переростка!
— Укушу! — меня поймали и тут же ощутимо куснули за шею.
Идиллию прервали. Все три ведьмы из рода Усольцевых топтались на опушке и умильно на нас поглядывали.
— Ну, слава светлым силам, сладилось! — выдохнула довольная, вся светящаяся от счастья Гриппа.
— Будет тебе, сватья, детей смущать! — попеняла ей Ядвига, а у самой улыбка с лица не сходила.
— Счастья вам, — тепло пожелала Светлана.
— Поздравили и ладно, сейчас делу время, о молодых дома вспомним, — Гриппа принялась расставлять по периметру круга небольшие белые свечи, приговаривая: — Четыре ведьмы — четыре стороны света, четыре стихии, и свечи, стало быть, тоже четыре.
— А тебе, сынок, — Ядвига тронула Заречного за плечо, а потом не удержалась и коротко, но крепко обняла. — Тебе придется в стража снова оборотиться.
— Без проблем, — заверил он.
— Душить тебе гада этого придется, — доверительно сообщила Света. — А он сильный. В прошлый раз мы втроем едва жизни не лишились.
— Он вообще не человек, а демон! — наконец, смогла вставить слово я.
Ядвига с теткой ахнули, а Гриппа прищурилась и почесала подбородок.
— Да-да, что-то в этом ключе я и удумала, — тихо произнесла она. — Еленка, ну как ты? Чуешь в себе силушку? Яви ее, зажги свечи!
Ох, до чего волнительно творить в первый раз настоящие чудеса! Заречный легонько тронул за плечо, и, когда я повернулась, ободряюще улыбнулся. С такой поддержкой не имею права не справиться.
Протянув руку, мысленно прикоснулась к силе, и она откликнулась, такая же теплая, родная и близкая, как Димка. Я чувствовала, как сотни маленьких сияющих частиц устремились к кончикам пальцев. Да, сейчас по моим венам текла чистая, ничем не замутненная магия. Четыре огненных луча, сорвались с руки и устремились к свечкам. Четыре пеньковых фитилька вспыхнули одновременно. И пламя было ровным, мощным, спокойным. Даже ветер стих, чтобы его не тревожить.
— Алатырь, батюшка, не оставь своей милостью, помоги, защити, убереги землю свою, детей своих. Вбери в себя зло лютое, дабы не поганило оно души чистые, — зашептала Гриппа, возложив на камень обе руки.
Ядвига лила на Алатырь свежий янтарный мед. Тонкая струйка попадала на поверхность, но не образовывала липкой лужицы, а тут же впитывалась. То же самое происходило с пшеничным зерном, которое сыпала из большого глиняного горшка Светлана.
Ритуал принесения даров древний и недолгий. Спустя минуту, Гриппа поднялась с колен, и, глядя на Диму, сказала:
