яд высыхает, даже в ножнах, а в этом отверстии как раз можно удерживать его в нужном количестве и в нужной консистенции.
- О, - глаза Генриха Ройке округлились. – Вы такая осведомлённая в этих вопросах.
- Моя осведомлённость скорее из книг, чем из практических познаний, - убедительно врала девушка. - Ну так что, вы берётесь мне помочь?
Она ждала от него следующего, вполне логичного вопроса типа: а почему вы сами не хотите зайти в мастерскую и всё объяснить мастеру?
Но он, чуть смущаясь, задал совсем другой вопрос:
- После мы сможем пообедать где-нибудь?
- Конечно, я почти весь день свободна, - улыбалась Зоя, протягивая ему талер. – Это мастеру за зонт, пусть скажет, сколько ему нужно будет дать за работу и сколько работа займёт времени. Я буду вас ждать тут.
Молодой человек кивнул: хорошо. Спрятал стилет в ножны, взял талер и стал переходить дорогу.
А после они пошли обедать, и домой девушка вернулась лишь к трём часам дня. Она приехала на экипаже – ходить после обеда ей не хотелось, да и идти из центра до её дома на окраине города было далеко, – и в руках у неё был порядком увядший букетик. Она расплатилась и выпрыгнула из коляски, а в дверях дома столкнулась с домоуправляющим Кольбергом, тот, видно, тоже отобедал, он торчал на пороге дома и ковырял в зубах зубочисткой.
- Фройляйн Шнитке, - увидел её Кольберг, он даже чуть склонил голову, чтобы получше разглядеть девушку, - судя по всему, вы рано заканчиваете свою работу.
- Я сегодня не работала, – ответила ему Зоя и проскочила мимо него на лестницу.
А Кольберг крикнул ей вслед:
- И мне так показалось, ведь на работе не дарят букетов, даже кружевницам.
Глава 35
Многих, многих ублюдков и мерзавцев леди Кавендиш повидала за свою долгую жизнь. Но такие, как Розуэлл и Лесли, выделялись даже на фоне всех остальных негодяев. Это были люди с самыми чёрными душами, которых герцогиня подобрала на самом лондонском дне. Столкнувшись с ними как-то ночью в коридорах дворца, её возвращавшийся с попойки супруг сэр Невилл даже протрезвел и на следующее утро интересовался у жены за завтраком:
- Дорогая моя, а что это за мрачных типов я видел вчера ночью у вашего кабинета?
- Это мои сотрудники, - сухо отвечала герцогиня, спокойно поедая карпаччо из телятины, приправленное чёрным перцем, солью и сырым яйцом. Обычный для неё завтрак.
- Боюсь даже представить себе род их деятельности, - заметил её муж, попивая шампанское для облегчения утреннего состояния.
- Правильно делаете, что боитесь, - всё так же сухо ответила его супруга, которая не любила, когда супруг лез в дела, которые никоим образом его не касались.
На это сэр Невилл не нашёлся, что ответить; он только с опасливым удивлением поглядел на свою жену, по годам годившуюся ему в прабабки, и продолжил пить шампанское, болтая в руке фужер, чтобы напиток потерял побольше газа. Ну а что он мог сказать в ответ? Иногда сэр Невилл уже жалел, что женился на этой очаровашке; деньги и положение в свете уже так не развлекали его, как раньше, а запах перед дверями, за которыми скрывался доктор, уже и пугал. Всерьёз.
Но с тех пор она велела Розуэллу и Лесли, когда они передвигаются по её дому, закрывать лица капюшонами, так как эти уроды пугали не только мужа, но и служанок, что по ночам убирали дом. А закрывать было что. Сидней Розуэлл был здоровенным бугаём в вечно грязной одежде и грубом морском плаще. Крупный, тяжёлый любитель выпить с железными толстыми пальцами. Один вид Розуэлла наводил ужас на проституток, до которых он был большой охотник. Но не вечно грязная его одежда отпугивала самых дешёвых и невзыскательных уличных женщин, дело было в лице этого красавчика. А физиономия его была весьма выразительна. В крымской войне, в одной из атак на русские позиции, он получил пулю в лицо. Тяжёлый кусок свинца, ударив в правую скулу, навсегда искривил ему весь череп, так что теперь его рот не смыкался. Меткий выстрел выбил сержанту Розуэллу несколько верхних зубов, а заодно и выдавил вперёд глаз, который теперь заметно вылезал из черепной коробки. И всякому, на кого смотрел это большой и неряшливый человек, казалось, что он скалится в язвительной, ничего хорошего не предвещающей ухмылке. С тех пор за ним закрепилась кличка Весёлый Сид.
А его дружок был ему подстать. Тимоти Кларенс Лесли был юношей из приличной, хоть и не знатной семьи. И всё бы было у него не хуже, чем у других, не заразись он в молодости сифилисом. К сорока годам болезнь порядком выжрала хрящи в теле мистера Лесли, оттого он имел безносое, почти плоское лицо, больше похожее на плохо сделанную восковую маску. А пегие волосы на голове росли исключительно клоками. Он почти никогда не снимал перчаток, а его жёлтое лицо было перетянуто от уха да уха в районе носа чёрной лентой, которая не покрывал глаз и рта, отчего он говорил всегда гнусаво, и от него всегда пахло тухлятиной. Те, кто осмеливался шутить над этим человеком, называли его Ароматный Тим.
Этой ночью два компаньона, Весёлый Сид и Ароматный Тимми, стояли перед герцогиней, и мистер Лесли гнусавил в свойственной ему манере:
- Сегодня мы привезли двоих, мэм. Ещё двух привезем в течение недели и полностью закроем заказ.
Леди Кавендиш смотрела на них несколько отстранено; ей уже хотелось спать, но дело нужно было закончить, несмотря на поздний час. Не днём же их потом приглашать. И она ответила:
- Доктор Мюррей просит больше не привозить ему доноров из кабаков.
Сид и Тим приглянулись, а потом Тим спросил:
- Что это значит, мэм?
- Это значит, - чуть раздражённо отвечала их работодательница, - что вы привозите кабацкий мусор, у которого мозг и прочие органы повреждены безмерным принятием алкоголя. Нужны другие доноры.
- Ух, а мы уже думали, что вы разрываете контракт, – с видимым облечением гнусавил Лесли. – А что за товар вам теперь нужен?
- Нужны сильные и здоровые, пьяницы больше не нужны.
- Сильные и здоровые? – переспросил Лесли и взглянул на партнёра: ты слышал, Сидней?
- Это не Лондон, мэм, тут всё сложнее, тут на улице не схватишь того, кто тебе понравился, - попытался объяснить ситуацию Розуэлл. Он неприятно шамкал
