Два десятка людей, словно удерживающие друг друга за руки и по той причине идущие немного боком.
Изощренно они все это придумали, вьетнамцы, — сцепили всех в единый организм, превратив в гигантскую сороконожку, и сопровождают спереди и сзади. Ни дернуться, ни выйти из строя, ни убежать… И даже руки не поднять. И даже не почесаться без согласования с соседом…
Зато ноги свободны. И могут идти куда угодно. Куда укажут хозяева…
— Направо! — показывали вьетнамцы, и цепь, изгибаясь, поворачивала направо.
* * *
— Налево!
Поворачивала налево.
А если захочется в туалет?
Проблемы тех, кто захотел в туалет…
Стой! Привал!
Пленники сели в круг, лицами друг к другу. Все молчали, но все переглядывались. Русские — с русскими, американцы — с американцами. И думали.
Все об одном и том же — что же будет дальше? И будет ли это «дальше»? И не закончится ли оно несколькими минутами спустя?
Вьетнамцы подходили, бесцеремонно поднимали руки, проверяли, не ослабли ли веревки, перетягивали узлы, мало заботясь об отекших, как раздутые резиновые перчатки, кистях. Наверное, их даже устраивали такие отечные руки. Потому что протащить их сквозь петли узлов было бы невозможно. И потому, что этими «отсиженными» и по этой причине потерявшими чувствительность пальцами те узлы развязать было невозможно.
Вьетнамцы не издевались. Вьетнамцы действовали рационально. Они просто облегчали себе задачу охраны и транспортировки пленных. А то, что это было сопряжено с некоторой жестокостью, так к ней на востоке привыкли… Как к неизбежности…
— Встать!
Встали… Кто замешкался, получил удар прикладом по спине. Не для боли, для порядка и послушания…
— Пошли!
Пошли…
Куда? К месту расстрела? Расстрела едва ли. В джунглях для подобных мероприятий особого места не требуется. Места хватает. Стреляй где хочешь. И даже не закапывай. Местное зверье обглодает и растащит труп по косточкам в считанные дни. Так что никакого следа не останется.
Нет. На то, чтобы расстреливать, не похоже.
Тогда куда? В лагерь? Вполне может быть. Только зачем? Опять расстреливать? Так это можно здесь. Не откладывая в долгий ящик…
Допрашивать? Это похоже на правду. Но что они хотят узнать? И что могут узнать? Что есть на севере такая большая страна Советский Союз, где живет двести пятьдесят миллионов народу? Без тех нескольких человек, которые по воле судьбы оказались здесь. Что эти несколько человек пришли в их дом лишь для того, чтобы собрать останки самолета, который обронила на их территории еще одна многомиллионная нация? И что эти их келейные дела никак не затрагивают интересов суверенного государства Вьетнам в целом. И его местного, проживающего в данном районе населения в частности…
Так они в тот не представляющий угрозы для их державы и лично для них визит не поверят. Скажут — что же вы тогда официальным путем не прибыли? С паспортами, визами и таможенным осмотром багажа?
Опасались? А чего опасались?
И начнут допрос. С пристрастием. До полного выяснения несуществующей в природе правды. И тогда расстрел в джунглях покажется детской забавой…
Вдруг так?
Почти наверняка так! Как бы ни хотелось ошибиться… Во всех других случаях они бы не церемонились. Как с командиром…
Значит, будет допрос. И вопросы. И боль. Будет все то, что сопровождает выяснение истины у захваченных на чужой территории с оружием в руках диверсантов. Которые своим непрошеным визитом поставили себя вне закона. Будет допрос без оглядки на юриспруденцию. Без оглядки на милосердие. И лучше к этому готовиться заранее…
Остановка.
Кто хочет, может пить…
Откуда? Вот из этого еле текущего ручейка с непрозрачной зеленоватого оттенка водой? В которой наверняка плавает весь перечень кишечно-печеночных паразитов. Тех, что когда-то демонстрировали в Институте эпидемиологии и паразитологии. Еще там, дома. От самых маленьких, до таких, что больше самих кишок. Что-то не привлекает…
Кто не хочет — может не пить…
А пить очень хочется.
С другой стороны, не глупо ли заботиться о здоровье своего организма, когда в любой из следующих дней в него можно заполучить пулю — несовместимую с жизнью…
Пожалуй, пару глотков можно себе позволить… Пара глотков — не много. Авось пронесет.
Наверняка пронесет… Это можно даже не сомневаться…
— Встать! Встали.
— Пошли!
Пошли…
Интересно, а американцев-то куда? Американцы им вроде союзники? По крайней мере не противники. Хотя по обхождению это совершенно не чувствуется. Может, эти вьетнамцы вообще не знают что есть такая страна Америка и такая страна Советский Союз? Может, для них понятно только деление на белых и желтых. Желтые — свои. Белые — чужие. С которыми не церемонятся…
Шли долго. Шли двое суток. Исправно удерживая друг друга за руки. Как отправившаяся на прогулку малышковая группа детского сада. Только шли не по городу, а по влажно-сумрачным тропическим джунглям. И сопровождались не женщинами-воспитателями, а вооруженным автоматами конвоем. И шли неизвестно куда…
Но пришли. Именно туда — не знаю куда…
Поляны, хижины, заборы, чем-то напоминающие украинские плетни, только более экзотические, лепешки помета крупнорогатого домашнего зверья под ногами, запах дыма и подгоревшей пищи. В общем, деревня как деревня. Если не обращать внимания на окружающую пеструю флору и фауну. И нездоровый прищур и цвет лиц местного населения.
Двинулись мимо хижин. Мимо заинтересованных взглядов голопузых детей, сидящих в придорожной пыли. Ну правильно, к ним тут зоопарк редко приезжает. А если и приезжает, то с тем же самым набившим оскомину зверьем, что в изобилии водится за околицей. А тут — что-то очень новое. Белое, бородатое и свирепое.
— Стой!
Встали.
Большинство вьетнамцев куда-то разбежались. Остались лишь несколько. И те косили глазами в стороны и нетерпеливо перебирали ногами, как застоявшиеся жеребцы, предвкушая близкую встречу с домом. Или с казармой. Где тоже накормят и спать уложат.
Вьетнамцы пришли домой. А все прочие? Они куда?
— Пошли! Пошли…
— Направо… Теперь налево… Опять направо… Стой!
Встали. Пред какими-то ямами, накрытыми бамбуковыми настилами. Странными настилами. С частыми, мелкими квадратными дырами.
Вьетнамцы подняли настилы и показали вниз.
— Что? Спускаться? Туда?!
Туда, туда, оживленно закивали вьетнамцы Им до чертиков надоели эти туго соображающие белые.
