одного ребенка, похищенного — или отданного добровольно, зависит от твоего решения — и увезенного в Создателем забытую дыру. Двадцать лет я потратил на поиски, но еще одна причина верить в пророчества — неслучайные случайности. Сперва я нахожу в далекой деревне своего верного зодчего, пропавшего ровно двадцать лет назад, и узнаю, что у него есть дочь, когда жена его погибла задолго до событий. Потом в этой же деревне пропадает отряд солдат, не предоставляя в срок донесения. И не просто исчезает, а убит отрядом врага, которого вы свободно пропустили в деревню. Здесь тоже тебе стоит подумать, кто мог это сделать. Пока все указывает на твоего верного друга. Кстати, я отвлекся, о нем и речь. Представь, каково было мое удивление, когда мне доложили о том, что в той же деревне поселился мой великий покоритель огня и стали? Какова вероятность случайных совпадений? Ах да, у кузнеца, оказалось, тоже есть сын, который по документам умер при рождении. Странно, не правда ли? Но знаешь, что меня радует? Что вы оба у меня. Если император не идет к Рат, то Рат двигается к императору. Неисповедимы пути, неисповедимы. — Увидев округлившиеся глаза Иды, Патани махнул рукой и добавил: — Да, действительно, прости, я слишком много свалил на тебя и тебе тяжело получить зараз столько потрясений. Завтра, все будет завтра, — последние слова он произнес уже тише и постучал пальцами по столу. — Ступай. Я надеюсь, завтра ты расскажешь мне правду. Уведите!
Ида хотела сопротивляться, хотела кричать о несправедливости, хотела просить пощады, но не произнесла ни одного звука. Она позволила увести себя.
* * *
Она шла за конвоем, не видя ничего перед собой. В голове эхом отдавались слова Патани, смешиваясь, закручиваясь и запутывая ее еще больше. «Мы все эти годы искали одного ребенка… Пока все указывает на твоего верного друга… есть сын, который по документам умер при рождении». К этим мыслям добавилось произошедшее за последнее время: отлучки Ишаса, тайны, его слова о том, что не впервые получать такие раны. Иде не удавалось ухватиться за конец нити, связывающей все воедино. В голове отдалось болью, она понимала, что Ишас как-то замешан во всем этом, но как и почему? Она должна поговорить с ним.
— Можно мне увидеться с другом? Прошу! — жалобно пропищала Ида.
— Не положено! — отчеканил стражник, ведущий ее в темницу.
— Прошу вас! Я могу его больше не увидеть никогда… — Слеза покатилась по ее щеке.
Стражник в возрасте, не похожий на тех, кто их сюда доставил, с грустью взглянул на нее, оглянулся, будто ища поддержки или решения.
— Только быстро и никому ни слова.
Ида не знала, как благодарить его, но ему, казалось, этого не требовалось. Он махнул рукой, указывая направление.
* * *
— Ида, ты не веришь мне?
— Я не помню, Ишас, я видела только, как они лежали, я испугалась за тебя и не видела. Может… — не об этом Ида хотела говорить, у них слишком мало времени, но страх не давал ей озвучить те вопросы, с которыми она пришла.
— Нет, Ида, неужели ты можешь сомневаться во мне? Я бы не смог… Да я был в ярости и готов был, видит Создатель, готов был убить, но не стал. Я приехал за тобой. Я хотел просто увести тебя с собой.
— Я несу только разрушение, Ишас!
— Да плевать мне на пророчество! Ида, послушай себя. Все началось тогда, когда ты узнала о нем. Почему ты думаешь, что происходящее не началось бы и без пророчества? Ты два десятка лет прожила, не зная о нем, все было хорошо. А все беды и печали не воспринимались предвестниками конца света. Послушай меня, я думаю, дело вовсе не в тебе. — Но Ида не дала ему договорить.
— Ты не понимаешь, Ишас! Ты не знаешь, что я чувствую.
Ишас горько усмехнулся.
— Это ты никогда не знала или не хотела знать, что чувствую я. Я не виню тебя и не обижаюсь. Ты бросила меня в самый тяжелый момент и сбежала с ним — что я должен был подумать? С тем, кто… — Ишас замялся. — Почему после стольких лет и всего, через что мы прошли, довериться незнакомцу, о котором я не раз предупреждал, для тебя было проще, чем мне. Даже сейчас ты ему веришь больше, чем мне, хотя…
— Он мог мне помочь, — Ида снова прервала его, не осмеливаясь рассказать правду, боясь услышать то, что Ишас собирается сказать.
— Скажи правду, Ида. Я же вижу, что ты мне что-то недоговариваешь.
Ида не смогла. Она не смогла сказать Ишасу, что он тоже дитя пророчества, что его подозревают в пособничестве азкаретского отряда, не смогла сказать, что завтра ей придется сделать выбор. Не смогла сказать, что очень хочет, но не может поверить. Не смогла.
* * *
Сидя комнате, где ее заперли, Ида думала, что зря пошла к Ишасу. Все стало только хуже. Он теперь считает, что она его предала. Но разве не так все? Она завтра должна будет рассказать все. Мысли продолжали роиться, грозя разорвать голову. Ида была готова на все, лишь бы заглушить этот голос в голове.
«Помилование двух заключенных. Не скрыли свое дитя и не обманули империю. Кто-то украл у них дитя. Но представь, каково было мое удивление, когда мне доложили о том, что в той же деревне поселился мой великий покоритель огня и стали? Какова вероятность случайных совпадений? Ах да, у кузнеца, оказалось, тоже есть сын, который по документам умер при рождении…» Ида не могла перестать слышать голос Патани у себя в голове. «Который по документам умер при рождении». Она не знала мать Ишаса, помнила только обрывчатые рассказы о ней, но больше молчание и неловкие попытки сменить тему. Ишас не любил о ней говорить, так как не простил себя за ее смерть. И Ида каждый раз, тяжело вздыхая, наблюдала за тем, как он терпеливо сносит побои и нелюбовь отца. Он терпел и принимал их, как справедливое наказание за свою жизнь. В деревне шептались, что Йофас недолюбливает сына не только за то, что тот при рождении забрал жизнь его любимой женщины. Стоило деревенским выпить, как у них развязывались языки, и они сплетничали о разном. Но все это были слухи, не подтвержденные. Но и не опровергаемые ни Йофасом, ни кем-либо еще. Ида никогда не задумывалась, но сейчас задалась вопросом: ее никогда не поминали на дни усопших, не ставили свечи в храме
