его детство нельзя. Мать, чувствительная натура, страдала нервическими припадками. Своего отца, придворного адвоката и двух старших братьев Эрнст практически не знал. Негативные семейные и бытовые неурядицы не могли не подействовать на впечатлительного юношу. Его спасал уход в мир музыки, поэзии, рисунков, сказки.
Он проявил себя музыкально одаренным, освоил игру на скрипке, виолончели. Но согласно семейным традициям шестнадцатилетнего Эрнста в 1792 году направили на учебу в университет Альбертуса, изучать юриспруденцию. Лекции известного философа Иммануила Канта особого интереса у юного студента не вызвали. В дальнейшем он ни словом не обмолвился о Канте и его знаменитом труде – «Критика чистого разума». После выпускного экзамена Гофман служил в Верховном суде Кенигсберга. Свое свободное время посвящал игре на клавесине, когда успокаивался, то садился за стол, сочинял свои сказки и рисовал. В его ранних произведениях прослеживался интерес ко всему необычному, скрытому, загадочному. Правда, при этом проявилась одна особенность: в рисунках была заметна карикатурность, в музыке пугающий настрой, в ранних сказках – реальность заменялась пугающим волшебством. Проявлялась раздвоенность сознания: в нем зарождались два человека – сухой чиновник на службе, а дома он становился талантливым композитором, способным сочинять музыку, потом перевоплощался в художника, рисовал картинки и был автором мрачных сказок-загадок.
В 1793 году семнадцатилетний юноша пережил первую любовную драму. В письмах своему душевному другу Гиппелю он признавался, что давал уроки музыки одной женщине, ее звали Дора Хатт, она была счастливо замужем, имела пятерых детей. Очень хорошенькая, только вот беда, Дора оказалась на девять лет старше Эрнста. Но он влюбился. Признался Доре в своем чувстве. И, как следовало из переписки, замужняя Дора, мать пятерых детей, ответила ему взаимностью.
Через некоторое время у нее родился шестой ребенок. От кого, от «любимого» мужа или от молодого, страстного учителя музыки? Назревал скандал. Эрнсту пришлось срочно покинуть Кенигсберг. Родственники тотчас организовали его помолвку с кузиной Вильгельминой, к которой он был равнодушен.
В тот период полыхания страстей к Доре Гофман написал два романтических произведения «Мемуары графа Юлиуса из С.» и «Сплошные тайны», к сожалению, обе эти его работы оказались утерянными. Но бушевавшая в нем любовная страсть к Доре бесследно не прошла. Ее образ в качестве баронессы появился в одной из его страшных новелл, которая называлась «Майорат» и была написана в 1816–1817 годах.
В 1798 году Гофман выдержал второй государственный экзамен по своей специальности на «превосходно» и получил право выбора – он остановился на Судебной палате в Берлине. Положенные каникулы использовал для поездки в Богемию, Саксонию, посетил Дрезден, много читал, писал свою первую комическую музыкальную пьесу Singspiel «Маска». Позднее еще одну комическую музыкальную пьесу, Singspiel, сюжет заимствован у Гёте, «Шутка, хитрость и месть», которую поставили в ряде театров.
В 1801 год был переломным в его жизни, он дослужился до звания правительственного советника с соответствующим содержанием, его, усердного чиновника, отправили с повышением на службу в Варшаву. Но из Варшавы ему пришлось перебраться в Познань. Началась скучная однообразная чиновничья служба, вокруг чужой язык, ему надо сидеть над гроссбухами, а потом с коллегами идти пить пиво. Зато в Познани он встретился с Марианной Теклой Михаэлиной Рорер, дочерью ответственного работника бургомистрата, красивой полькой. Эрнст влюбился. Так у него появился повод расторгнуть помолвку с Минной. А Михаэлина, Миша, вскоре стала его верной подругой и оставалась ею до конца его жизни.
Казалось, настали годы благополучной спокойной службы, семейной и творческой жизни. У него родилась дочь Цецилия, Эрнст и Миша оказались заботливыми родителями. Однако это благополучие было разрушено. Наполеон с войсками вошел в Варшаву. Французы стали изгонять пруссаков со всех государственных постов. Гофман лишился заработка, жилья, его музыка и сказки оказались никому не нужны. Настал период нищеты. К общему несчастью добавилось самое чувствительное – умерла дочь Цецилия.
Крушение налаженного уклада жизни плохо сказалось на здоровье Гофмана. У него произошел нервный срыв, он уехал в Берлин, где перебивался случайным заработком. В 1808 году ему предложили место капельмейстера в театре крошечного городка Бамберга. Там начался этап его музыкально-творческой и педагогической деятельности. Гофман писал статьи для лейпцигской «Всеобщей музыкальной газеты», в ней опубликовал свою новеллу «Кавалер Глюк» о раздвоении личности – безумец музыкант излагал свою теорию музыки и в конце назвал себя умершим композитором Глюком.
В Бамберге у Гофмана среди учениц появилась Юлия Марк. Гофману пошел 33 год, Юлии 16 лет. Она еще нежный цветок. А учитель? Пожилой мужчина. Ходил в одном и том же коричневом фраке. Иногда на голову надевал цилиндр, во рту держал короткую трубку. Когда говорил с собеседником, его большие темные глаза насмешливо щурились, на лице появлялась саркастическая улыбка. Таким он запомнился Юлии. Она, конечно, не могла не заметить, что этот странный взлохмаченный человечек, ее учитель, оказывает ей повышенное внимание. Он улыбался ей совсем по-другому. Он говорил с ней совсем другим тоном. Он, женатый человек, влюбился в нее?
Когда в 1812 году Юлия объявила о своем бракосочетании с банкиром Греппелем, то в дневниках бамберского учителя появилась трагическая запись – он был готов совершить самоубийство…
Гофман уехал из Бамберга. Точнее, сбежал от Юлии, от осуждающих взглядов, от пересудов. Убежать от своих чувств не смог. После скитаний вернулся в Берлин и, чтобы забыться, занялся подготовкой к постановке оперы «Ундина»…
Здание Королевской оперы на Унтер-ден-Линден восстановили только в 1821 году. Появились афиши с репертуарным списком. Гофман останавливался перед ними, читал. «Ундины» среди них не было. Он горестно вздыхал и двигался в направлении улицы Шарлоттенштрассе, 49, где располагался столь любимый им винный подвальчик «Люттер и Вегнер». Он заказывал бокальчик пенистого шампанского или бургундского. Там он мог просидеть пять – десять часов кряду, слушая других, делал свои остроумные замечания, иногда произносил целые монологи. Домой возвращался под утро. Но спать не хотел, садился за письменный стол. Лицо у него горело, руки подрагивали. Из-под пера выходили корявые фигурки. Он правил их, они начинали оживать, двигаться, озорно гримасничали. Они плясали под его музыку. Так рождались рассказы, которые снискали ему славу черного романтика, мистика, раздвоенного человека, знавшегося с потусторонними силами. Он буквально сжигал себя в вине, давал волю своей разыгравшейся фантазии.
Именно берлинский период, как ни странно, с 1817 года оказался наиболее плодотворным в его писательской деятельности. В своих сказках он изливал душу, в них гротескно, иногда чудовищно жутко изображал окружавший его мир. Не музыкальные произведения, а именно черные сказки принесли ему мировую известность: «Крошка Цахес» об уродливом карлике, министре, захватившем власть над людьми и их
