делам оказалась в Петербурге и там случайно буквально узнала, что внучка Николая «слегка приболела». Тут она немедленно вспомнила, что в какой-то книжонке из моего телефона было написано, что Александра Александровна «в семь лет умерла от менингита» и с грацией слона вломилась в Зимний дворец. Герцогиню, понятное дело, к царю допустили без промедления — и, оказалось, почти сразу после того, как врачи сказали ему, что девочку вылечить невозможно…
Ну, в целом, можно сказать, герцогине Алёне повезло: менингит оказался бактериальный и пенициллин помог, да и вообще жена вовремя подсуетилась, когда ничего необратимого еще не случилось. Алёна десять суток практически не выходила из комнаты, где лежала Сашка, каждые три часа колола девочке в задницу антибиотик — а когда всё закончилось, жена наследника Мария почему-то спросила, сколько стоит примененное ею лекарство. Может в запас купить захотела…
— Да какая разница? Я же не ради выгоды дочке вашей помогла. Считайте, что нисколько не стоит.
— Я всё же? Я же всяко не буду вам деньги предлагать за помощь…
— Даже примерно сказать не могу, — задумчиво (а, скорее, сонно) ответила Алёна, — я использовала всё, что лаборатория, мужем организованная, год делала. Сколько там потратили на лекарство, не знаю, а на работу лаборатории муж тратит где-то миллион в год, может два… Вы лучше у него спросите, но, боюсь, про цену и он вам не ответит.
Через день, когда она выспалась, уже Николай поинтересовался:
— Вы оказали нам огромную услугу. Что желаете в награду получить?
— Позвольте в столицах институты медицинские открыть, с правом обучения там и женщин, и вообще лиц любого сословия. И еще пяток, в других городах…
— Да, женщины того достойны, что на вашем примере доказано. Институты учреждайте, уставы только подготовьте, я подпишу. А сколько средств из казны на это потребуется?
На последний вопрос Алёна ответила со всей своей крестьянской прямотой:
— Ваше величество, вы же про деньги не всерьез спрашиваете?
— Как с вами, Павловыми, всё не просто! Но раз уж вы спасли Александру Александровну…
— А орден Святой Екатерины у неё уже есть, — поспешила напомнить присутствующая здесь же Александра Федоровна.
— … то уместно будет наградить вас и орденом святого её покровителя Александра Невского.
— Его же женщинам не дают… — заметила Александра Федоровна.
— Таким, как Алёна Александровна — дают, — ответил Николай, — тем более что она так рьяно за права женщин воюет. Пусть примером для прочих будет! И да… — царь минутку помолчал, очевидно обдумывая пришедшую ему в голову мысль, — уставы институтов ваших я утверждать не стану. Пиши указ, — он повернулся к секретарю, — уставы всех заведений учебных, герцогиней Павловой учреждаемых, означенная же герцогиня Павлова Алёна Александровна и утверждать будет, и никакие иные чины не вправе будут уставы те менять, — а продиктовав указ, он повернулся у Алёне и с улыбкой добавил:
— Чернила — они тоже денег стоят, а у вас их куда как больше чем у меня.
Когда высочайшая аудиенция закончилась и почти все уже вышли из кабинета, Алёна робко поинтересовалась у Николая:
— Ваше величество, а вот моему мужу могут другие институты понадобиться, не медицинские…
— Алёна Александровна, ты дура что ли? Я в указе хоть словом о медицине обмолвился? А с мужем сама договаривайся, незачем вам ко мне шастать, и так уже надоели. Кстати, на институт медицинский в Петербурге ты денег все равно у меня возьми хоть полмиллиона, и подбери дворец какой готовый уже, чтобы не затягивать дело. Деньги не из казны, мои личные будут: в благом деле и мне поучаствовать хочется. Ну всё, иди уже с Богом…
Жалко было, что Звягинцев такое полезное дело забросил, но с ним хотя бы проблем у меня не было. А вот с Зининым у меня хлопот было выше крыши: товарищ со страшной силой мечтал поделиться со всем миром своими открытиями. Причем желал этого совершенно бескорыстно (ну, если не считать корыстью «признание заслуг мировой общественностью») — просто потому, что часто он даже не понимал, что именно он делает. Например, о том, что полученный им сульфаниламид и сильнейшее лекарство «стрептоцид» суть разные названия одного и того же, он даже не подозревал. Как не подозревал и о том, что в далеком городе Кургане этот препарат уже выпускается десятками килограмм в сутки. Курган я выбрал в силу двух причин: отдаленности от Европы и хорошей транспортной доступности. Последняя «сама получилась» когда я стал быстренько строить дорогу в Омск.
Вообще-то индустриальному гиганту на Тоболе не повезло: генерал Рерберг, занявшийся по моей «убедительной просьбе» (и по приказу Николая) строительством дороги из Челябинска в Омск, проложил дорогу примерно на двадцать километров южнее Кургана. Но кто запретит мне кинуть небольшую узкоколейку до интересного мне города? Тем более, что строить узкоколейки стало уж совсем дешево. Просто я потихоньку менял пути на «старых» дорогах до Луганска и далее до Оскола, Никополя и Кривого Рога на «широкую колею» — а готовые (и, в общем-то, не сильно изношенные) двадцатиметровые узкоколейные звенья просто распихивал по складам… И, как оказалось, избыток рельсов на складах был совершенно не лишним.
Весной пятидесятого года Николай отдал приказ ввести войска в Молдавию и Валахию: оказывается, православное население этих двух территорий, формально входящие в Османскую империю, по какому-то договору между османами и Россией, находились как раз «под покровительством России», а тут османы резко начали их снова притеснять. Да ладно бы одни османы: в рамках программы защиты христианского населения Николай ввел армию даже в Бухарест, но тут выступил австровенгр Франц-Иосиф и потребовал русские войска оттуда вывести, пригрозив войной. Русский царь смекнул, что слишком много врагов в одной войне осилить будет сложновато и войска из Румынии вывел. Но, я думаю, затаил…
В конце лета османский босс выставил ультиматум, в котором потребовал вывести русские войска в двухнедельный срок — но уже через неделю османы начали войну. И немедленно огребли, но им на помощь резко бросились Британия, Франция и Сардинское королевство. Эти три «европейские державы» тут же ввели очень немаленький флот в Черное море (и не только в него), ну а я приказал быстро-быстро выстроить хоть какую железную дорогу в сторону Севастополя. Вот тут-то разобранные рельсы и пригодились: их клали прямо на шоссейную дорогу, причем в сутки успевали проложить километров шесть.
Алёна, читая сводки, приходившие в Одоев по телеграфу, чуть ли не каждый день теребила меня:
— Никита, какого рожна ты тут сидишь и ничего не делаешь?
Примерно две недели теребила, пока я не рассказал ей, почему:
