нужными знакомствами в самом Государственном Совете, СЛОЖИТ свои полномочия в начале следующего года…».
— Правильным даром обладающий сложит, — повторил за мной Горчаков. — Теперь ты понимаешь?
— Илья, расшифровывай дальше, — взволнованно протянул я ему дневник и листки, видя, как на завод начинают подтягиваться первые футболисты.
Как бы мне ни хотелось сейчас сидеть рядом с Горчаковым, пытаясь понять, что же такое там передал Ирмер, но все же нужно было заниматься прямыми обязанностями. Наверное, впервые за всю жизнь футбол не доставлял мне удовольствие, а тяготил.
— Для начала небольшое объявление, — я едва дождался, пока все подошли. — В какие-то дни я могу отсутствовать. Это не значит, что вы останетесь без футбола. Приходите сюда и тренируйтесь каждый день. Без пропусков. И тогда весной, когда все команды будут только набирать форму, нам этого делать не придется. Я сделал дубликат ключа от замка, отдам его Фиме. Ему же напишу методику тренировок. В смысле, расскажу, — вспомнил я, что Ефим читал с большим трудом. — А теперь, если все понятно, побежали по кругу. Не растягиваемся и держим темп. Я — направляющий.
А сам искоса все время поглядывал на Илью. Тот скрючился, как настоящий книжный червь, и писал, писал, писал.
Я давал упражнения на технику, разбивал команду на несколько больших «квадратов» с отбором мяча, учил выходить в атаку через верховые фланговые передачи, а сам все смотрел на Горчакова. Но тот не отвечал мне взаимностью, полностью увлекшись дневником.
— Коля! — первым обратился ко мне Ефим. — Может, хватит на сегодня?
— А игра в конце тренировки?
— У нас ноги ватные уже. Третий час бегаем, — взмолился Вадим.
— Правда третий, Коля, — поддакнула Дмитриева, указав на тоненький браслет хронометра. — Смотри, как темно уже.
В зале на стенах использовались легкие магические светильники, на которые хватило денег. И только теперь я обнаружил, что мы действительно уже бегаем в потемках.
— Простите, я что-то увлекся. Давайте, до завтра. Про тренировки все поняли? Фима, задержись, расскажу тебе, что делать, если меня не будет.
Наконец, когда все разбрелись, я торопливо подошел к Илье. Его пришлось даже потрясти за плечо, чтобы привести в чувство. Настолько тот «ушел в себя».
— Ты вообще хоть что-то видишь?
— Не понимаю, — поднял голову Горчаков, и я обнаружил, что его глаза светятся, будто два фонарика. Занятно. Я о таком заклинании даже не слышал. Опять Илья, увлекаясь, открывает новые фишки. — Вроде все делаю верно.
Я отобрал у него листок и стал читать.
«Правильным даром обладающий сложит печать заклинания, вложенного в книгу. И ему откроется потаенное знание, которое он так ищет. Артефакт укажет путь, а сила проложит дорогу к Александру, а уже он»…
— Что «а уже он»? — не понял я.
— Вот и я не понимаю, — виновато посмотрел на меня Горчаков. — Я все сделал правильно, но тут будто чего-то не хватает.
Я создал форму Света и раскрыл тонкий дневник на последней странице. Раскрыл варварски, почти до хруста корешка. И только теперь увидел короткие обрывки бумаги.
— Здесь нет последнего листа, — сказал я. — Поэтому и послание не полное.
— Но мы знаем принцип, — не сдавался Горчаков. — Что, если ты сможешь сложить печать заклинания с этого дневника. Насколько я понял, это и есть артефакт.
— Давай, попробую, — пожал плечами я, не особо веря в затею.
То ли дело было в настрое, то ли я действительно стал обладать даром прорицания, однако из нашей затеи ничего не вышло. Сила вырвалась из меня, окутала плотным облаком дневник и ушла вниз.
— Нет, — покачал я головой.
На Горчакова смотреть было больно. Глаза сами собой погасли, а плечи ссутулились. Пришлось приободрить.
— Илья, ты большой молодец. Я бы черт знает сколько с этим дневником бился. А ты — раз и все. Ничего, что-нибудь придумаем. Давай выбираться, поздно уже.
Всю дорогу я размышлял над произошедшим. Зачем такие хитрые комбинации? Шифры при этом не очень сложные, чтобы мог догадаться даже подросток. Загадки про дар, где, что-то мне подсказывает, не каждый бы подошел. И наконец вырванная страница.
Я ведь нашел дневник не абы где. А в сейфе. Значит, сам Ирмер понимал, что там не хватает страницы. Либо я тупой футболист, либо одно из двух.
Дома я сложил все листки себе на стол и отправился есть. Даже изумительный бефстроганов с нежнейшим пюре не радовал меня. Мысли витали далеко.
— Колюся, у тебя все хорошо? — спросила тетя Маша.
— Да, в общем и целом, — повторил я уже заученную фразу. — Просто, день тяжелый. Тренировка длинная и все такое. Я поем и пойду немного почитаю перед сном.
На самом деле я собирался лишний раз порыться в дневнике, будто ожидал увидеть там что-то еще. Хотя, понимал, если уж въедливый Горчаков ничего не нашел, то у меня шансов на успех немного. В любом случае, что-то делать надо. Под сидячую задницу вода не течет.
— Хорошо. К тебе тут сегодня господин один заезжал. Просил передать, что получил записку и будет ждать тебя в ближайшее время дома.
— Какой господин? — чуть не подскочил я.
— Фамилия у него забавная, Самарин.
— Илларион, пролетку! Теть Маш, я скоро!
— Куда на ночь глядя-то?
— Я буквально на часок и вернусь. Обещаю.
Не знаю почему, но я уцепился за Самарина, как за спасительную ниточку. Будто в нем и заключался ключ ко всему. Так бывает, когда ты оказываешься в коридоре с кучей запертых дверей, и спустя долгое время находишь проход. Тот, казалось, всегда был тут, но нашел ты его только сейчас.
Десятку за скорость, несмотря на все желание, давать я не стал. Все-таки вечером было намного люднее, чем ранним утром. А брать на душу грех не хотелось.
Зато по лестнице я взлетел, побив все немыслимые рекорды соревнований по взлетанию по лестнице. И стучал в дверь до тех пор, пока мне не открыл Самарин.
— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Я к Вам.
— Я почему-то так и подумал, — иронично заметил он. — Наверное, по какому-то неотложному делу?
— Все именно так.
— Тогда милости прошу, не в парадной же разговаривать.
Квартира оказалась на удивление просторной, в три комнаты. Более того, и обстановка предстала если не пышная, то намекающая на
