— Никак сани бегут? — подал голос Тешата, подъезжая к хозяину и указывая меховой рукавицей на поле.
Генрих прислонил руку ко лбу, вгляделся сквозь поземку.
— Чернецы, что ли? Двое?
Тешата привстал на стременах и похлопал глазами, как филин.
— Не разобрать. Похоже, так. Мешок везут, иль еще кто едет с ними. Поближе надо.
Штаден еще раз обвел взглядом пустынные окрестные снега и угрюмый мертвый лес вдали. Тоска и холод.
Немец поежился, потер руки и погладил пищальное ложе.
— Как там у вас говорится? «Не догоним — так хоть согреемся».
— Верно, — гыкнул Тешата, радуясь предстоящей потехе. — Гойда ли?
Штаден, оживляясь, кивнул:
— Гойда!
…Выскочивших из жидкого перелеска всадников брат Михаил заметил сразу же.
Обернувшись, крикнул:
— Беда!
Вскочил на колени, огрел вожжами лошадиный круп:
— Пошла, пошла, родимая! Выручай!
Перепуганное животное неслось во весь опор, из-под копыт летели снежные комья.
Сани мотало из стороны в сторону. Козьма, вцепившись в толстую жердь, испуганно оглядывался. Стеганую накидку с него сдуло. Грузно взмахнув серым краем, она слетела на дорогу и вскоре оказалась под копытами лошадей преследователей.
— Неужто выследили?! — крикнул старик молодому монаху, но тот не отвечал, лишь нахлестывал лошадь.
Сквозь тряску Юрка разглядел, как один из всадников склонился чуть вбок и стянул с плеча что-то длинное.
— За пищалью полез! — воскликнул старый монах, очередной раз оглянувшись..
Схватив мальчишку за голову, прижал к настилу саней.
— Пригнись, пригнись!
Глухо треснуло — сквозь ветер, крик возницы и лошадиный топот звук был едва слышен, — и в тот же миг Козьма тонко вскрикнул и отлетел к передку саней, будто невидимый бык поддел его рогом. Тело монаха ударилось о спину брата Михаила. Тот, не переставая взмахивать вожжами, оглянулся — оскаленный, белоглазый, весь запорошенный. Что-то прокричал, но Юрка не смог разобрать. Мальчишка подполз ближе, не отрывая взгляда от черной дыры в груди Козьмы.
Михаил снова принялся кричать, выворачивая шею. На этот раз Юрка слышал почти все:
— Под одеждой! Снимай скорее с него… Нательный пояс снимай!
Мальчик испуганно взялся за одежду монаха. Потянул, пачкаясь в липкой крови. Пытаясь не вылететь на полном ходу из саней, принялся шарить под тканью. Нащупав тесьму, потянул, но узел не поддавался.
— Дергай сильнее! Рви! — раздался крик Михаила. — Скорее! Нагонят!
Юрка вскинул голову и совсем близко от саней, саженях в десяти, увидел оскаленные конские морды и обнаженные сабли в руках всадников.
Всхлипнув, отчаянно дернул тесьму, так что все тело Козьмы встрепенулось, будто он ожил. От страха рванул еще раз и упал навзничь с длинным белым лоскутом в кулаке. Внутри было зашито что-то небольшое на ощупь.
Михаил оглянулся и оскалился еще сильнее.
Юрка подполз к передку, протянул сорванный с тела Козьмы пояс, но монах мотнул головой:
— Не уйти! Прыгай с саней… В лес беги, в чащу! Там на конях не пройдут!..
— А это? — крикнул мальчик, крепко сжимая пояс.
— Вернись в монастырь… Игумену отдашь! Он перешлет в Чудов!
Юрка намотал концы пояса на кулак и крикнул:
— Сам доставлю!
Михаил оглянулся. Времени спорить не было.
— Прыгай! Прыгай и в лес!
— А ты?
Ни слова больше не говоря, монах схватил его за воротник и вышвырнул из саней.
Белая пелена кувыркнулась перед глазами Юрки. Совсем рядом горячо всхрапнул конь и взметнулось копыто. Мальчик прокатился по снегу, поднял голову, отплевываясь. В следующее мгновение он уже бежал, проваливаясь по пояс, к спасительным деревьям.
Один из всадников, скакнувший было следом, вдруг вылетел из седла. Конь его, громко заржав, подломился в ногах, угодив копытом в заснеженную колею. Браня на чем свет стоит мальчишку и Бога, опричник поднялся и захромал к безуспешно пытавшемуся встать животному. Оглядев его ногу, разразился новыми проклятиями.
Сбросив Юрку в снег, брат Михаил отпустил вожжи. Сани почти сразу остановились.
Штаден, взбудораженный погоней и радостью от меткого выстрела, чуть не проскочил мимо. Загнанная лошадка монахов, покрытая пеной и паром, хрипела и заваливалась, выворачивая оглобли. Круто осадив коня, немец подъехал вплотную и с любопытством взглянул на возницу. Тот, казалось, не боялся за свою жизнь. Увидев, что выпавший из саней подросток скрылся в густой березовой роще, монах перекрестился и сгорбился, устало свесив длинные руки.
Удивленный внезапным безразличием недавнего беглеца, Штаден резко обернулся на чей-то громкий крик и увидел хромавшего к саням Тешату с искаженным от злобы круглым красным лицом. Другие члены штаденского отряда посмеивались из седел над незадачливым слугой немца.
— Коня покалечил! — ревел Тешата, сжимая кулаки и с ненавистью глядя на возницу. — Кто такие?! Почему от людей государевых удирали?!
Михаил, обернувшись и посмотрев на убитого Козьму, твердо ответил:
— Потому что мы — люди Божьи.
Немец без лишних слов взмахнул саблей, и рассеченный монах повалился на тело другого.
Порывшись в скудных пожитках чернецов и прирезав из жалости подыхавшую в оглоблях лошадь, опричники разочарованно влезли на коней. Штаден с усмешкой взглянул на топтавшегося в растерянности пешего слугу.
— Ты зачем, дурак, коня погнал наугад? Тебе на кой ляд малец тот сдался? Ты, не иначе, сундук с золотом у него на горбу приметил, раз коня загубить не пожалел…
Тешата хлопал глазами:
— Так ведь… Решили ж созорничать… согреться. В пылу-то не сообразил…
— Ну вот садись теперь в сугроб да соображай, где коня раздобудешь. У меня лишнего нет.
Генрих, проклиная московитскую тупость, махнул всем рукой, приказывая следовать за ним. Бросив Тешатку посреди поля, отряд тронулся по дороге, высматривая, не курятся ли поблизости дымки деревень.
* * *
Задыхаясь и утопая в снегу, Юрка бежал вглубь леса.
Снова смерть за спиной, как тогда, на льду возле полыньи.
Вновь он продирается через кусты и деревья. Колотится сердце, пересохший рот беспомощно ловит воздух, на ногах словно гири…
Когда сил не осталось совсем и он заметил, что барахтается на месте в сугробе, опустился лицом в колкий снег и заскулил обреченно.
Но погони не было.
