наведению конституционного порядка». Эти лукавые формулировки были всегда, и та война - не исключение. Январь 2001. У Туринова-старшего родился сын, назвали Сашей. Вера писала, что похож на него, один-в-один, прямо вылитый, складывала лист в четверть и припечатывала к своим губам. Это давало надежду - любовь, скрепленная алой печатью. Семен прятал письмо под подушку и считал дни до дембеля. Срок службы уже подходил концу, в марте он должен был вернуться в родное Куратово. Но 23 января его машина вышла на боевое дежурство и подорвалась на фугасе. В некрологе, опубликованном газетой «Маяк Сысолы», написали, что, жертвуя собой, Тутринов укрыл своим телом боевого товарища. Какой еще «живинки» в эту сводку добавить? - морщил лоб немолодой редактор в засаленной жилетке. «Воспитывался в трудовой семье, имел активную жизненную позицию...». Ну не писать же о том, что от Тутринова ничего не осталось, одно мокрое место, и процедура опознания, проходившая в ростовском госпитале, растянулась на несколько месяцев. 20 лет - что он успел за отмеренный ему срок? Зачать сына он успел, только и всего. Даже не доучился на сельхозтехника, дом не построил, дерево не посадил. Но писать об этом - это оставлять между строк большие интервалы, и рефлексирующий читатель непременно воспользуется оплошностью автора и воткнет туда свои проклятые русские вопросы. Чтобы спасти заметку и сделать текст максимально плотным, редактор пошел опрашивать соседей и учителей. Те ещё немного зацедили: неплохо играл на гитаре, прямо заслушаешься; после окончания 9 класса поступил в ПТУ №21 учиться на мастера сельскохозпроизводства; пошел по стопам старшего брата Сергея, который имел опыт боевых действий в Чечне. Редактор наполнил каморку клубами дыма и почесал затылок - чем бы закончить? «Больно было смотреть на лица родных Семёна, в их глаза, наполненные слезами. Для них он навсегда останется в памяти жизнерадостным, отважным, родным человеком…» Пройдёт 21 год, и тот же редактор районной газеты в той же засаленной жилетке придет на открытие двух мемориальных досок - отцу и сыну. Те же чиновники торжественно, под звуки гимна, сорвут красную занавесь с досок и произнесут дежурные речи. «Отцу и сыну не суждено было знать друг друга в жизни, но их объединила любовь к Отечеству», - возьмет слово заместитель главы республики Коми Владимира Уйбы. Уйба везунчик, родился в рубашке, причем рубашке сразу накрахмаленной и безупречно выглаженной. Он целых шесть раз уворачивался от Хаймарсов, о чем не преминул рассказать на встрече с семьями военных. А вот ефрейтору и наводчику танкового взвода Саше Тутринову не повезло… Отца он пережил ровно на один год. Что он успел за это время увидеть? Мама Вера, рано овдовев, одна тянула на себе семью. Дома Сашу оставить было не с кем, поэтому брала с собой на работу в детский сад. Там же и подкармливала в столовой котлетами из хлебных мякишей. Потом была школа - та самая, с веселым желтым сайдингом, куда прибьют табличку с его именем. Хорошо, что Саша первый ребенок в семье, донашивать одежду за братьями не приходилось. Это они за ним донашивали - после Саши мама родила еще троих от других отцов. Учителя, те поначалу растеряются, когда их попросят вспомнить для статьи какой-нибудь случай. А потом расскажут тому же редактору, что Саше рос трудолюбивым мальчиком, со взрослыми был всегда вежлив, принимал участие во всех общешкольных мероприятиях, дружил со всеми одноклассниками. Спроси у них о ком угодно - о Пете, Васе, Коле - они бы повторили слово в слово. Они, как государство, прячутся за нагромождением ничего не значащих слов и лексических конструкций, похожих на трухлявое дерево, у которого осталась цельная оболочка, но внутри - пустота. Прячутся, только чтобы не сказать главного. Село Куратово, где живут хорошо если 300 человек, и те в большинстве своем - пенсионеры, названо так в честь первого коми поэта. Кругом лес, клюквенные болота и таежный северный ветер, что завывает свою унылую песню. Мужики с задубевшими от холода и ветра лицами рубят лес, женщины ходят по багровым от клюквы болотам, чтобы собрать ягоду и продать ее перекупщикам. Те края, где родился и вырос Саша, пепельно-серых тонов. Дома, машины, одежда, небо над головой - кажется, что все вокруг вытягивает из тебя жизненные соки и испепеляет душу. Выбор невелик - или ты остаешься, чтобы валить лес, покупаешь себе моторную лодку и УАЗик, до неразличимость сливаясь с окружающим пространством, или ты цепляешься за армию как за единственную реальную возможность отсюда вырваться. И Саша выбрал армию. На его странице ВКонтакте, теперь уже удаленной, несколько фотографий. Вот он делает селфи в подсвеченной неоном кальянной. На нем военная форма. Значит, это уже не Куратово, это Сертолово Ленинградской области, где находится военная часть, куда его приписали. Может быть, после года срочной службы отмечает подписание профессионального контракта и первые деньги. А вот он в бабочке и с сигарой. Скорее всего это какой-то нелепый и веселый конкурс на свадьбе друга - успел погулять перед тем, как ему прислали повестку в армию. Тутриновы - фамилия редкая. Если искать на сайте «Подвиг народа» по этой фамилии, все Тутриновы происходят из одного корня. Коми, Сысольский район, Куратово и ближайшее к нему села. Вот Семен Яковлевич Тутринов, 1916 года рождения, был писарем Краснознаменного Балтийского флота; ещё в начале войны, в августе 41, пропал без вести. В сентябре того же 41 пропал еще один Тутринов - Семен Иванович, 1908 года рождения. Исчезли, испарились, как будто на болота на клюквой пошли, да так там и пропали. А вот крестьянин-единоличник Николай Дмитриевич - это уже не «Подвиг народа», а «Бессмертный барак»- до войны не дотянул, его арестовали за агитацию против советской власти. У коми есть сказ о прокудливой березе. Ствол этого трухлявого внутри дерева сочился и дымился от черной жертвенной крови. И многие поколения язычников поклонялись этому идолу, пока однажды проповедник Стефан Пермский, помолясь, не взялся за топор. Языческий жертвенник с грохотом пал, и с тех пор народ коми приносит только бескровные жертвы. «Государство есть остаток самого грубого, старинного суеверия, - писал за два года до смерти Лев Толстой, - вроде суеверия жертв, приносимых богам, которое дожило до того, что оно даже и не может не быть разрушено» («Время пришло», 1908 г.)",Две мемориальных доски на фасаде школе. Отец и... - Sergey Erzhenkov | Facebook,https://www.facebook.com/sergey.erzhenkov/posts/pfbid0kJTYdAWRjX3WNp8ShKgbUKCyJnUSD5pZX9M2n58iupsAtS5bp6aNj9Ne8k5uT7tgl,2023-06-21 02:51:07 -0400
"геннадий цыпин - Кровожадность рулит: глава
