– Берграй, как вы… как ты откроешь клетку?
– Всё будет хорошо, – Инфер встал, протягивая салфетку, и не сводил глаз с моих губ, пока я их не промокнула легонько. Из-за рефлекса они были недоступны для эзера. Но он забрал и приложил мою салфетку к своим губам, вдыхая мой запах.
– Нас не отследят по ошейникам? Как мы от них избав… – но меня прервали с ноткой раздражения:
– Все будет хорошо.
– Прости, да-да.
– Пойдем. Я покажу тебе, где живу.
Он подал руку, и я опять машинально её приняла. Вино неприятно стукнуло в висок. Берграй проводил меня к широкому экрану. Его поверхность была чёрной и вязкой, словно из ферромагнитного киселя, и в этой голографической жиже плавали изображения небесных тел. Чем дальше, тем тусклее, как в омуте. На тёмных водах качались жёлтые и голубые шары звёзд, вокруг которых болтались планеты-мячики.
– Там глубоко?
– Длина руки, но кажется, что бесконечно, правда? Это медиа-ликвор, или просто ликвор, прототип имперских конвисфер. Высокоэнергетических голограмм.
Берграй запустил руку в омут и схватил звезду. Та потянула за собой планеты и вытащила новый кусок космоса. Приближаясь к поверхности экрана, шары выглядывали наполовину, как барельеф, а потом лопались и исчезали. На их место всплывали новые. Наконец показалась та часть вселенной, о которой я и не слышала. В центре ликвора вращалась тусклая бордовая звезда. Её поверхность покрывала бурая короста с редкими протуберанцами.
– Это Эзерминори, – сказал Инфер, приближая звезду. – Она была нам домом миллиарды лет.
– Вы жили на звезде? Как такое возможно?
– Эзерминори – планемо: звезда, которой не хватило энергии, чтобы вспыхнуть. Сто лет назад, после имперской бомбардировки, планемо воплотила мечту: стала наконец звездой.
Берграй повернул Эзерминори вокруг оси, и из космических глубин на орбиту звезды поднялось чудовище. Это был конгломерат астероидов, сцепленных в один большой улей. Судя по масштабу экрана, между соседними астероидами могла поместиться целая планета. Улей лениво ворочался, подставляя бока под тусклые лучи Эзерминори. Редкие вспышки на звезде достигали половины пути к улью, и тогда от последнего отрывались белёсые куски атмосферы.
– А это наш новый дом. Невесть что, но… тот, другой, уже и забылся. На каждом астероиде свои атмосфера и система жизнеобеспечения. Ближе к центру теплее и нет радиации, но там только искусственный свет и не видно неба. Его просто нет, живёшь, как под крышкой кастрюли. Это тяжело. Снаружи светло и прохладно, но солнечный ветер разрушает флору, а магнитные бури вредят здоровью. Многие предпочитают армию: дислокации флота раскиданы по другим системам, но их я тебе, конечно, не покажу.
– В этом улье совершенно невозможно жить по-человечески.
– Мы и не люди, Ула, – улыбнулся Берграй, касаясь моей руки, чтобы напомнить о напитке.
– Но вы завозите туда рабов с разных концов вселенной.
– Я бы не дал тебе умереть так скоро.
Вино потеряло утончённость: так много я отпила одним махом, чтобы убить в себе всё разумное и светлое.
– Такие экземпляры пауков, как ты, нужно заливать янтарём, – Инфер забрал бокал и задержал мою руку в своей.
Кончики пальцев защипало. Ощущение его кожи на моей настолько обострилось, что стало страшно: вдруг таблетки не подействовали? Я взглянула Берграю в глаза и сосредоточилась на совершенных линиях его лица. «Он потрясающий. Он хорош, как редкий алмаз», – повторяла я. Это было даже смешно: вытерпела столько боли, вынесла столько унижения, а теперь… Но он обещал, что всё будет хорошо. «Всё будет хорошо», – принялась я за новую мантру.
– Если бы ты стала моей ши… – Берграй взял меня пальцами за подбородок, целуя в кончик носа.
– Я не…
– Тише. После.
Меня подтолкнули к чему-то мягкому. Свет бра померк по щелчку, остались только фонарики сателлюксов. Я обернулась: софа и шикарный меховой плед. Выпустив из виду Берграя, я вдруг ощутила его губы у себя за ухом.
– Ты дивно пахнешь, Ула, – прошептал он и завел мои похолодевшие руки за спину.
Из его рёбер с треском выпростались медные лапы и обхватили меня крепко, плотоядно. Такой страх я испытывала только на тренировке с Бритцем в долине. Инфер заметил дрожь:
– Неужели впервые?
– Да. Нет.
Строго говоря, он уже не был первым. Неужели Кайнорт не растрепал, только чтобы похвастаться?.. Крылья застили свет, и Берграй в полёте уронил меня на плед. Вино, мех, и анестетик размягчили меня, как игрушку. А Берграй – после всего – расскажет Кайнорту? Откуда взялась эта мысль и почему так больно скребла? Горячие ладони ласкали мне живот, осиные лапы царапали ткань. Саднило кожу под комбезом. Чуть-чуть. Коленом Инфер развёл мне ноги и прижался бёдрами, покачиваясь вверх-вниз. Не давая прикрыться, целовал мои ключицы и рвал сорочку на груди.
Некуда деваться. «Это всё равно случится», – твердил здравый смысл, – «Это уже происходит, а завтра – свобода». Может быть, тело и стало ватным, вялым, но сознание кричало от ужаса. Я не могла с ним справиться, как с истеричным ребёнком, впавшим в исступление на прививке: ни логикой, но разумом ни уговорами, ни кнутом, ни пряником.
Я не хочу.
Исчезнуть бы. Или потерять сознание. Исчезнуть… Хвост скорпиона можно скрыть под маскировочной вуалью! Поразительно, насколько легко вырвалось:
– Берг… нет.
– Тебе больно? – его глаза излучали искреннюю тревогу.
– Нет. Я просто не могу. Я не могу!
– Ула, так бывает. Вино с анестетиком… Просто расслабься, ладно?
– Берг, ты очень… Ты нежный и красивый, – я лепетала какую-то ересь, тормоша своё полусонное тело, чтобы сползти по софе на пол. – Ты почти совершенство. Но я не хочу.
Как же по-идиотски это выглядело со стороны. Полуголая девчонка лепетала обалденному мужчине, что она его не хочет. Не хочет даже в обмен на жизнь и свободу.
– Позволь мне остыть снаружи. Я проветрюсь и вернусь.
– Ты серьёзно? Будешь бродить ночью в таком виде?
– Мне это нужно сейчас! Я вернусь. Разреши только…
– Ула, постой, – он потянулся, чтобы вернуть меня на софу. – Иди ко мне, и наутро будешь свободна. Я же обещал!
На груди ещё тлели его поцелуи. Но чем ближе к выходу, тем становилось легче.
– Прости меня! – слёзы смешались с потёками крови на исцарапанной жвалами шее. – Я не хочу. Понимаешь?..
– Ула, стой!
Клинкет поддался. Снаружи потянуло замогильным сквозняком долины.
– Ула! – прогремел Инфер, взлетая с софы, и меня обожгло молнией.
Я упала в проходе. Электрическая нить протянулась от ошейника к брелоку на поясе Берграя, меня дёрнуло назад. И тотчас отпустило. Сквозь туман боли набросился опустошающий страх. Инфер метнулся ко мне, приподнимая на руки:
