— Да.
— Вот и хорошо. И закончим на этом.
— Свернем сюда, — Андрей резко шагнул в заросли кленовых кустарников, сквозь которые вела почти неприметная в сумерках тропинка. Надя не успела опомнится, как оказалась скрытой от дороги, и Андрей уводил ее все дальше.
Тропинка эта, видимо, пользовалась успехом у местных жителей — не успели Андрей с Надей пройти двадцати метров, как услышали, что за ними еще кто-то решил воспользоваться этой короткой дорогой к дому.
— Сюда, — сказал Андрей и вышел на освещенную проезжую дорогу, идущую вдоль дома. Здесь они были видны со всех сторон. На расчерченном на квадраты асфальте прыгали, вертелись, скакали, гоняя шайбы девочки, а те, что постарше, стояли в тени и делились весенними тайнами, которыми им удалось овладеть к этому вечеру.
Их шепот был таинственен и тревожен, в нем уже слышались раскаты будущих страстей, бед и счастливых свершений, правда, счастье было наименее вероятно, так уж случается в жизни — все, что угодно, но только не счастье.
Андрей так замысловато провел Надю с главной улицы через дворы, переходя из одного в другой, что она уже совершенно не представляла, где находится.
— Далеко еще? — спросила она.
— Почти пришли.
Во дворах, через которые они проходили, было достаточно оживленно.
Нетерпеливые пенсионеры уже засели за доминошные столы. Уже носились дети с пистолетами в руках, и треск автоматных очередей раздавался в самых неожиданных местах, беспрестанно въезжали и выезжали машины, маршруты их были причудливы и неожиданны. Поскольку жильцы, борясь с автомобильным нашествием, в самых удобных переходах устанавливали фундаментные железобетонные блоки, вынуждая чертыхающихся водителей описывать круги, без всякой надежды выбраться на улицу.
Если бы кто-нибудь вздумал проследить за Андреем и Надей, это не составляло бы никакого труда, но, похоже, они не опасались слежки и шли, не торопясь, изредка обмениваясь незначащими словами, приберегая главное до того момента, когда смогут сесть за стол и посмотреть друг другу в глаза.
Подъезд, в который Андрей ввел Надю, ничем не отличался от остальных.
Разболтанные двери с выбитыми стеклами, вонь мусорных ящиков, расположенных в ряд через дорогу, конфетно-сигаретный хлам на подоконниках. Но, поднявшись на третий этаж, можно было убедиться, что здесь было что-то не так, чище, ухоженней, сквозь открытое окно втекал свежий воздух, чувствовался запах костра, горевшего посредине двора — жильцы сжигали прошлогодние листья, мусор, собравшийся за зиму, отходы от ремонтов, которые, кажется, беспрерывно шли то в одной квартире, то в другой. А поскольку во двор выходили сотни квартир, то возле мусорных ящиков всегда валялись деревянные рейки, куски фанеры, бесформенные комки старых обоев. Все это хорошо горело на радость мальчишкам.
Квартира, в которую Андрей привел Надю, тоже не отличалась от всех прочих.
Правда, дверь была бронированной, обтянутой дерматином, чтобы не так уж она походила на стальной сейф. Запоры на ней были какие-то неудобные, входы для ключей представляли собой маленькие круглые дырочки. И пока Андрей возился с замком, входная дверь внизу несколько раз хлопнула, вырываясь из рук нерасторопных жильцов. При всей хилости, она была снабжена мощной пружиной, которая просто вырывала дверь из рук.
— Прошу, — сказал Андрей, справившись, наконец, с замками. Дверь открывалась на себя, что вполне соответствовало современным представлениям о безопасности. Дверь, которая открывается в квартиру, куда легче высадить и мощным плечом, и хорошим грамотным взрывом.
Не раздеваясь, Надя прошла через прихожую, с интересом осмотрела комнату, задержавшись взглядом не на шторах или ковре — она оценила размеры окна, встроенных шкафов, расположение кухни. Потом толкнула дверь во вторую комнату.
Она оказалась запертой.
— А там что? — спросила Надя у Андрея.
— Не знаю... Хозяйка снесла туда свои вещи и заперла. А в этой разрешила жить.
— Так ты снимаешь эту квартиру? А говорил, что это явочная база?
— Это ты говорила, — усмехнулся Андрей.
— Но ты не возразил!
— А я еще не знаю — можно ли мне возражать. Не все терпят слова, сказанные поперек.
— Почему же здесь нет твоих вещей?
— Откуда тебе известно, где вещи мои, а где чужие?
— Не узнать казенные вещи невозможно. Они криком кричат о себе.
— Ну и пусть кричат, — проворчал Андрей. — Раздевайся, а я пока кое-что приготовлю.
— Приготовь, — разрешила Надя и, вернувшись в прихожую, повесила на крючок свой плащ. На вешалку тоже посмотрела с насмешкой — она была совершенно пуста.
Из дюжины крючков занятыми оказались только два — на одном висела куртка Андрея, а на другом его кепка.
«Суду все ясно и понятно», — проговорила про себя Надя и повесила свой плащ рядом с курткой.
Заглянув на кухню и понаблюдав, как Андрей режет сыр на голом столе, как пытается открыть бутылку вина с помощью ножа, как хлопает дверцами в поисках хлеба, хотя хлеб хозяева обычно берут, не глядя, не задумываясь, просто протянув руку в нужном направлении. Вернувшись в комнату и подойдя к окну, Надя отдернула штору. Окно выходило на улицу, залитую неоновыми рекламами, освещенную радужным светом из киосков. Под самыми окнами Надя увидела две большие темные машины — «джип», опутанный сверкающими никелированными трубами, и «мерседес» со звездочкой над радиатором.
— Вот дебилы-то, Господи! — вырвалось у нее, и она поспешно задернула штору.
В комнату вошел Андрей и расположил на журнальном столике красное грузинское вино, сыр, апельсины и коробку конфет в хрустящем целлофане. Коробка была настолько нарядна, настолько ярко расписана цветами, что Наде сразу стало ясно — какая-нибудь голландская отрава из гороха вместо шоколада. Нечасто, значит, приходится Андрею угощать женщин конфетами, иначе сообразил бы, что заморские заменители лучше использовать в других случаях.
За окном трижды прогудела машина.
И хотя ни Андрей, ни Надя вроде бы не ждали гостей, оба почему-то обратили внимание на эти гудки и настороженно взглянули друг на друга.
— Там что, улица проходит? — задала Надя странный какой-то вопрос, будто имело значение — проходит за окном улица, переулок, простирается площадь или городская свалка.
— Проходит, — Андрей махнул рукой. Нашла, дескать, о чем спрашивать, — Как ты относишься к красному вину?
— Так же, как и оно ко мне! — рассмеялась Надя. — Наливай!
Вынуть пробку Андрей так и не сумел и потому просто протолкнул ее внутрь подвернувшейся вилкой. Вино оказалось густого красного цвета с душным, терпким запахом. В хрустальном стакане оно смотрелось празднично и многообещающе.
— Будем живы! — Андрей поднял свой стакан, коснулся им стакана Нади и подмигнул ей, не робей, дескать.
