решил погибать, так не один.
– Нет! – заорал я, и прыгнул в канаву, в укрытие, от удара о землю и сотрясения меня и вырубило. Теперь нас точно прикончат разозлённые солдаты.
Очнулся я видимо вскоре. Лежу в канаве, рядом стоит конвоир, ржёт, что-то рассказывая другому солдату. Недалеко на обочине сидит капитан Ильин, держась за голову перебинтованными руками. Рядом с ним красноармеец Сидоркин, наш писарь. Он кстати еврей, и явно опасается, что немцы это поймут. И изображает тяжёлую контузию, хотя он и контужен, и ранен, хромает, там бинт на бедре, но контузия явно легче чем у нас с Ильиным. Ну а дальше нас подняли и повели, причём недалеко, до деревни, мы мимо недавно проходили, и заперли в сарае, где уже полтора десятка бойцов и командиров было, все вместе. Причём, троих знакомых опознал, из нашей бригады, так что мы легли, покой и покой нужен, и вот стали выжидать. Лично я темноты жду. Не заметил сам как вырубило. Мне отдых и покой при таком ранении в обязательном порядке нужен. Знаете, как я разозлился, когда очнулся и понял, что до рассвета осталось мизер, уже светлая полоска на горизонте, так что стал ползать и убирать всех, кто был в сарае, в хранилище. У меня там полтонны после того как от золота освободился, оставалось, плюс за три месяца ещё девятьсот тонн накопилось. Тратил что было, а пополнял редко, за мной следили, я это понял. Особист наш бригадный. Ну полторы тонны не было, тысяча триста семьдесят два килограмма свободного на этот момент, но убрать всех в хранилище, кроме двоих умерших от ран, я смог, к счастью. Всего тридцать кило свободного. Как удачно хватило. Так что кусок стены тоже убрал и отбросил, выбрался, и дальше где по-пластунски, где на ногах, шатаясь покинул деревню, дальше достал «мессер» и просто взлетел. М-да, летать мне вот в таком состоянии противопоказано, путался где небо, и где земля, как бы машину не побил при посадке. Голову кружит только так.
Не побил, сел правильно, на три точки. Машину не обслуживал, не до неё. Да и улетел километров на сто, сейчас в нашем тылу уже. Дальше у дороги достал остальных, укладывая в рядочек, и принялся будить многих, с заиканием сообщая, что нас освободили и вывезли разведчики одной из стрелковых дивизий, сняв часовых, но многим нужен госпиталь, или в медсанбат, так что шестеро ходячих, не контужены и не ранены они, двинули на поиски наших, осматриваясь. А разведчики, нас выгрузив, уехали, как пояснил я, у них своё дело. Хотели медикам передать, но не повезло, не встретили их. А трасса оживлённая, и действительно вскоре нас в машины и дальше. Я документы свои убрал в нагрудный карман гимнастёрки, говоря, что спрятал, и немцы не нашли, да и обыскивали плохо, так что порядок. Медсанбаты у передовой или в окружении, поэтому нас сразу в ближайший госпиталь. А к вечеру мы уже покачивались в санитарном эшелоне, что уходил в тыл. Через Сталинград эшелон шёл. Кстати, на нижней полке Ильин лежал, его уже прооперировали, так что тот отходил от операции. Конечно ранения, контузии, это очень нехорошо, но я рад что хоть так закончилась эта встреча с немцами. Уже покормили, хотя еда плохо шла, попил, лежал на полке, врачи тоже о покое говорили, время и покой, вот моё лекарство, а пока размышлял о своих делах. То освобождение девчат, я ведь не только из-за Райновой всё это провернул. Она, это одна из причин. Нет, я хотел вмешаться в историю сознательно. Ведь как, если меня потеряли, то найдут этот мир, станут сличать где какие изменения, и оп-па, побег из женского лагеря, что журналисты, молодцы, широко осветили. Это приведёт ко мне. Нашли бы, хотя перед советскими властями я светится не хотел. Как привело, когда я расстрелял из миномёта Лубянку. Однако пока не сработало. Нет никого, жду, но на связь никто не выходил.
Может и не выйдет, я отрицать подобное не могу, да и не желаю, если честно, но амулеты снова заполучить, вот это желаю всеми силами. Ну и другие думы были. Место есть в хранилище, можно за «Шторьхом» слетать, да и пополнить запасы топлива? Но это точно после излечения, тем более пока я там лечусь, ещё накачается. С такой контузией, я месяца два, но скорее всего больше, в госпитале проведу, чему точно не против. Вот на таких мыслях и уснул под убаюкивающее покачивание вагона.
***
Покинув зал с комиссией, сегодня восемнадцатое августа, я прошёл медкомиссию, что дала добро вернуть меня в строй. На самом деле я себя полностью восстановившимся не ощущал, иногда были головокружения, и если сильно задумаюсь, голову чуть подёргивает. Ладно хоть заикание прошло, но потери огромные и нужно насыщать войска людьми. Вон, даже не долечившихся отправляют. Правда, тех что могут воевать, а я мог. Тем более я штабист, переводчик, сидеть в тихом кабинете и работать я и в таком состоянии смогу, так мне сказал член комиссии. Второй выдал направление в действующую часть. Я теперь знал где служить, и даже воевать буду. Нет, не Сталинград по счастью, хотя я уверен, что там продолжу воевать. Кубань буду освобождать в составе Тридцать Седьмой армии.
Вообще эти два с половиной месяца прошли неплохо. В Астрахани наш госпиталь был, чем я понятно воспользовался. Нет, первые две недели честно лежал, восстанавливался. Там уже тихо ходить начал, шаркая тапочками по полу, легче стало, да и приём пищи пошёл. Потом много купался, вода лечит, она действительно помогала, я восстанавливался стремительными темпами. Скучно было, но есть один момент. Когда перед глазами всё перестало плясать, это где-то через три недели как на койку в госпитале лёг, я достал книгу Майн Рида, и стал читать. Подарочное издание. Другие раненые заинтересовались, с хорошими книгами туго, но с разочарованием отходили. Сначала выучите немецкий, потом просите почитать. Я когда в Вене был, выходил из магазина готовой одежды, банк уже ограбил, а тут смотрю, напротив книжный магазин. Раз уж грабителем заделался, так решил и книжный ограбить. И сделал это. На сто кило книг набрал, из раздела приключенческой литературы, сборники Жуль Верна, Майна Рида, Даниэля Дефо, Рафаэля Сабатини и Роберта Стивенсона. И
