ряду. — Я встал и начал пробираться к ней. — Не делай вид, что ты не думаешь о том же, когда приходишь с накрашенными красным губами, заставляя меня обратить на тебя внимание. Заставляя меня вспомнить, как они выглядят растянутыми вокруг моего члена.
— Может быть, — сказала она, пожимая плечами.
— Дразнишься.
— И что ты собираешься с этим делать?
Я стоял прямо перед ней, её голова была запрокинута назад, чтобы смотреть на меня снизу-вверх.
— Вас когда-нибудь шлёпали, мисс Дерринджер?
Если бы я перевёл взгляд ниже её подбородка и подул достаточно сильно, я смог бы сдвинуть её топ и увидеть дерзкие соски. Это то, что и другие мужчины могли видеть? Я почувствовал, как моё лицо передёрнулось, но постарался принять нейтральный вид, ожидая её ответа.
Её язычок скользнул по губам, и она покачала головой.
— Ещё одна фантазия?
— Понятия не имею, но я бы с удовольствием с тобой попробовал.
Честно говоря, мне было трудно думать о чём-то другом, кроме как о том, чтобы оказаться внутри неё как можно быстрее. Быть в ней как можно дольше. Сохранить её для себя одного, насколько это возможно.
Она обвила руками мою шею и встала на цыпочки, чтобы поцеловать меня в подбородок. Запустив пальцы в мои волосы, она притянула меня к своим губам.
— Возможно, нам когда-нибудь придётся разобраться с этим, доктор Пирс.
С рычанием я начал наслаждаться её губами, пробуя её на вкус, заявляя на неё права. Я схватил её за тонкую талию, посадил на стол и втиснулся между её бёдер. Она покачивала бёдрами напротив моей эрекции под брюками, и перед моими глазами вспыхнули звёзды.
— Кэллум, — прошептала она. — Да.
Я запечатлел ещё несколько отчаянных поцелуев на её губах, но затем остановился, чтобы отодвинуться и просто обнять её. Она была такой красивой и такой полной жизни. То, как Оклин смотрела на меня снизу-вверх, её глаза остекленели от страсти и желания, в них таилась искра чего-то ещё, и я хотел знать. Я открыл рот, чтобы спросить, но замер, задаваясь вопросом, скольких ещё она одаривала таким взглядом. Джексона? Кто-нибудь за стеклом просил, чтобы исполнитель смотрел на стену, чтобы они смогли ощутить себя более причастными к сценарию?
Я наклонился, чтобы снова поцеловать её пытаясь стереть эти мысли из своей головы, но они стучали в моей голове, как барабаны, и я не мог от них избавиться, как бы сильно ни старался. И, словно жаждущий наказания, как будто того, что она тут работала, было недостаточно, я всё равно спросил.
Прижавшись губами к её губам, я отстранился ровно настолько, чтобы спросить:
— Ты с кем-нибудь что-нибудь делала? — мысль о том, что Джексон даже притворялся, что прикасается к ней, вызвала ярость, вскипевшую в моей крови.
Оклин перестала целовать меня, целиком и полностью отстранилась. Она даже не смотрела мне в глаза, и я приготовился к худшему. Я приготовился к «да».
— Нет, Кэл. Я отклонила все запросы.
Я хотел улыбнуться её ответу. Чувство эйфории охватило меня, и мои губы дёрнулись, чтобы показать моё удовольствие. Однако её страдальческое выражение лица остановило улыбку. Она отвела взгляд не потому, что боялась признать, что что-то натворила. Она отвела их, потому что ей было стыдно даже за то, что она должна была мне что-то объяснять. Я заставил её почувствовать это. Я заставил её опустить глаза и ссутулить плечи из-за моей собственной неуверенности. Я сделал это с ней, и это было едва ли не больнее, чем мысль о том, что она была с другим мужчиной.
— Я работаю в баре. В дополнение к оплате, почти каждый вечер я могу просто заработать наличные, потому что скоро мне нужно заплатить за учёбу.
— Позволь мне заплатить за неё, — это сорвалось с моего языка и повисло между нами. Я не планировал этого говорить, даже не думал об этом раньше, но я хотел облегчить ей жизнь. — Позволь мне оплатить её до конца года.
Я хотел помочь, и это казалось такой идеальной беспроигрышной ситуацией. Ей больше не нужно было бы здесь работать, и я бы оплачивал её счета.
Для Оклин это стало неправильным предложением. Её голова дёрнулась в мою сторону, а губы скривились от отвращения.
— Что? Нет!
— Пожалуйста, Оклин.
Почему она не позволила мне сделать это для неё? Почему она была такой чертовски упрямой?
— Ни в коем случае.
Она спрыгнула со стола и отошла от меня. Я наблюдал, как её спина удаляется всё дальше и дальше. Я оглядел комнату сквозь стеклянную стену и представил, что какой-то другой человек наблюдает за ней. Я представил, как они дрочат или занимаются сексом, наблюдая, как Оклин трахает себя. Каждая мысль всё нарастала и нарастала сильнее, всплывая на поверхность, умоляя меня ослабить давление, полностью потерять контроль.
— Оклин.
— Нет, — она посмотрела на меня жёстким взглядом. — Ты ни за что не будешь платить.
— Ты позволишь какому-то незнакомцу оплачивать твоё обучение, наблюдая, как ты занимаешься сексом, но не мне?
Голова Оклин дёрнулась назад, как будто я физически ударил её, её челюсть отвисла в шоке.
— Я для тебя что, проститутка? Ты хочешь заплатить мне за секс?
— Нет, — прорычал я, злясь, что она так это восприняла. — Я просто терпеть не могу, что другие люди делают это.
— Я не трахаюсь за деньги! — закричала она. — И я, чёрт возьми, уверена, что мне не нужны твои деньги, потому что мы трахаемся.
— Действительно большая разница, — сказал я, мой тон сочился сарказмом. И даже мои собственные внутренности скрутило от отвращения к моим словам. Что, блядь, я делаю — что говорю? Закрыв глаза, я покачал головой и понял, что переступаю черту, одна нога уже свисает с обрыва. Мой страх потерять контроль и причинить ей боль занял всё место, и я ничего не сделал, чтобы остановить это.
Это было похоже на то, что осознание того, как близко я к краю, отбросило меня на несколько шагов назад, как будто это прочно удерживало обе ноги на безопасной грани потери контроля, и я попытался прийти в себя. Я попытался всё исправить, но, когда открыл глаза, чтобы посмотреть на Оклин, её лицо было искажено болью, которую я в неё вложил.
— Пожалуйста, Оклин, — умолял я, хотя чувствовал, что уже проиграл битву. — Я знаю, что ты сильная и гордая. Я знаю, что ты можешь справиться со всем сама, но ты не обязана этого делать. Позволь мне помочь.
У неё задрожал подбородок, и она покачала головой.
— Не могу.
Гнев бурлил, но