сегодня утром на прогулку на сарфере. Мы видели, как все случилось. Моя жена… — Он покачал головой и отвернулся.
— Мне очень жаль. — Коннер поправил пустой баллон на спине. — Можете оставаться здесь сколько захотите. Я просто проверял дом.
— А вы?..
— Найду где переночевать, — заверил его Коннер, подумав о сарфере и ночи под звездами. — Соболезную вашей потере.
Он повернулся, собираясь уйти, но мужчина шагнул к нему и хлопнул по плечу.
— Спасибо, — прошептал он.
Коннер кивнул. У обоих стояли слезы в глазах. А потом мужчина обнял его, и Коннер подумал, насколько ему показалось бы странным подобное еще вчера.
Глоралай не было дома. Коннер постучал и подождал, но окна оставались темными. Он попробовал заглянуть в школу, подумав, что именно там соберутся его друзья, и заметил спешившую между дюнами мать его одноклассника Мануэля, лицо которой частично освещал горящий факел в ее руке. Остановив ее, Коннер спросил, что с Мануэлем. Она обняла его и ответила, что Мануэль у колодца вместе с остальными, а потом спросила про Роба.
— С Робом все хорошо, — сказал Коннер, а затем поинтересовался, где может быть Глоралай.
— Думаю, все сизифы сейчас у колодца.
Коннер прикинул время и понял, что, вероятно, ему сейчас тоже полагается быть там. День был будний, о чем он забыл не только потому, что ухаживал за Лилией в «Медовой норе», но и потому, что ушел в пятницу с уроков, рассчитывая никогда больше не возвращаться. Уже стемнело, и он должен был сейчас, как обычно, таскать свою норму. Поблагодарив мать Мануэля, он поспешил к колодцу, внезапно осознав, что песок никогда не оставит их в покое, даже после того как обрушилась стена, даже на эту ночь, чтобы дать им отдохнуть и прийти в себя, посчитать и надлежащим образом похоронить мертвых. Все так же требовалось таскать ведра, чтобы не умереть от жажды. Боги не знали жалости. Вик была права. Подобная жестокость могла исходить лишь от тех, кто повернулся спиной к людям, полностью их игнорируя. Точно нацеленные удары понять было легче. По крайней мере, жертва знала, что ее мучительный вопль будет услышан.
Коннер направился в сторону пляшущего пламени факелов наверху Насосного гребня. Там шла бурная деятельность. Скорее всего, работа началась с опозданием, после периода хаоса, последовавшего за тем, как опустело школьное здание и песок смыл Спрингстон, пока никто не понимал, что происходит. Странно было ощущать себя отдельно от сверстников, наверняка думавших о том, где он был весь день и что делал. Но все его одноклассники были здесь, поддерживая поток воды и спасая намного больше жизней, чем он. И это давало надежду. Мужчину, вломившегося в его дом и укравшего то немногое, что оставалось в буфете, нельзя было ни в чем винить. Рухнули всеобщие правила мира, установленные боссами. Но более простые правила, которым подчинялась душа каждого, никуда не делись. Эти правила оставались неизменными. Отличать хорошее от плохого. Выживать и давать жить другим. Возможно, даже протягивать гребаную руку помощи.
— Коннер? — спросил кто-то, когда он подошел к выходному туннелю. Это был Ашек, который, вероятно, возвращался после того, как высыпал ведра, небрежно закинув коромысло на плечо. — Где ты был, чувак?
Парни обменялись рукопожатием, и Коннер опустил платок. Приходилось напрягать зрение, чтобы увидеть друг друга в мерцающем свете факелов. До восхода луны оставалось еще несколько часов.
— Помогал маме, — ответил Коннер, не желая объяснять подробнее. — Слушай, ты не видел… Тут все наши? Все целы?
— Угу, кроме тех, кто не явился в школу. Но большинства не было и вчера. Отправились нырять к Данвару. Так что с ними наверняка все в порядке. Я только что разминулся с Глоралай. Она тащила груз на гребень.
— Э… угу… спасибо, — запинаясь, проговорил Коннер. Он не стал упоминать, что ищет ее, не думал, что кто-то знает, что она ему нравится, даже сама Глоралай.
Снова поблагодарив Ашека, он двинулся вверх по гребню. По пути Коннеру встречались заслонявшие звезды темные силуэты, и он чувствовал себя голым без коромысла и ведер. Впереди появилась рослая фигура и послышался знакомый голос. Коннер увидел Райдера, который, тяжело дыша, брел по песчаной дорожке. Двое парней остановились и посмотрели друг на друга. Райдер стянул со рта платок.
— Ты в порядке? — спросил он.
Коннер кивнул:
— А ты?
— Хрен тебе. Мне сейчас бы нырять, а не таскать это дерьмо.
— Это не менее важное дело, — возразил Коннер, надеясь, что Райдер не видит баллон у него за спиной.
— Угу, как же.
Но когда Райдер прошел мимо, спускаясь по склону, Коннер понял: что-то изменилось. Многое из того, что казалось важным еще вчера, перестало иметь значение. То, что составляло центр вселенной Коннера, уже не являлось таковым. Мир пошатнулся, его ось сместилась, ядро оказалось на периферии и наоборот. Но там, выше по гребню, в гуще созвездий выделялась маленькая звездочка, знакомый силуэт, воспоминания о пиве и миске жаркого, о мыслях, что, возможно, бегство — не лучший выход. Коннер догнал Глоралай на вершине гребня, когда она вытряхивала на ветер остатки песка. Повернувшись и увидев его, она судорожно вздохнула и, выронив коромысло, обхватила его руками за шею, едва не свалив с ног. Он чувствовал на коже ее пот, но его это не волновало, даже радовало, как знак ее тяжкого труда. Коннер понял, что небезразличен ей. Что он не один.
— Я так беспокоилась, — проговорила она. И Коннер понял, почему Ашек сказал ему, где она. Она его искала. Отстранившись, она откинула волосы с лица. Ветер холодил все места, где она к нему прижималась. Песок в воздухе прилипал к ее оставшемуся на коже поту, но Коннеру было все равно. — Кто-то говорил, будто ты вытащил детей Дэйзи из здания суда. Это правда?
Коннер точно не знал. Спасенных были десятки, и все они выглядели одинаково в красном свете дайверского фонаря.
— Я помню здание суда, — ответил он.
Глоралай положила ладонь на его руку и, развернув кругом,
