что женщина с сыном-пиратом исчезли, на тротуаре темнеют первые капли дождя и нужно бежать к дому. Все-таки дождь обогнал меня. Вода застилала улицу, на подоконнике набежала лужа – уходя, я не притворил окно.8
Голос Алисы Кан звучал настороженно. Она разговаривала учтиво, но не скрывала неприятного удивления самим фактом моей просьбы. Нет, она не может назвать участника тренинга, просто не имеет права, это конфиденциальная информация. Дождь хлестал в окно, звук был такой, словно кто-то с маху шлепал по стеклу мокрой тряпкой.
Вита Вальдовская ответила слово в слово, как Алиса, хотя и безо всякой враждебности. Наконец я догадался позвонить Артемию. Пока Артемий отвечал на приветствие, прошло чуть не полчаса – уж очень он заикался. Тархов просил не вешать трубку и куда-то надолго исчез. Я уже хотел нажать отбой, когда услышал в трубке задыхающийся голос.
– В базе постоянных клиентов есть один человек, которого зовут Ладислав. Могу сказать фамилию и телефон. Фамилия Лежеев. Нет, вру, телефона сказать не могу, нужен другой уровень доступа. Алисе позвоните, у нее есть права. Или уж Вадиму Марковичу.
– Мне не нужен телефон. Там написано, где он работает?
– Фирма ООО «Плаг-инвест». Вам о чем-нибудь говорит?
Черт возьми, оно не просто говорило, оно грозило расколошматить мою голову изнутри.
Итак, все это время я работал в компании, чьим клиентом был человек, ограбивший Варвариного отца, принесший несчастье в ее семью. Более того, я пригласил саму Варвару украсить поместье Эмпатико, принадлежащее той же компании. Сидел рядом с преступником, был его товарищем, играл с ним в одну и ту же игру. Ладислав посещает тренинги, надеясь лучше управлять бизнесом, отнятым у семьи Ярутичей, а я делал все возможное, чтобы содействовать его тренировкам. А сколько еще бандитов, переодевшихся в деловые костюмы, записывается на эти игры?
Конечно, стоматологи обязаны пломбировать зубы преступникам, как и обычным пациентам, булочники продают один и тот же хлеб грешникам и праведникам. Но что чувствовал бы булочник, упаковывая булку или пару рогаликов человеку, ограбившему его друга? Возможно, деньги, которыми сейчас он расплачивается за рогалики, те самые, что у друга отняты.
Что же делать? Найти Ладислава и фирму «Плаг-инвест»? Чем я смогу исправить положение? Какие у меня имеются средства? Единственное, что мне по силам, – как можно скорее уйти из компании, в которой я бы обслуживал Ладислава Лежеева и получал за это зарплату. Кроме того, отныне я вечный должник Сергея Ярутича и его семейства.
9
От солнца звенела вода, деревья в парках сделались пышными, мир пах, как в день творенья, – тополиным клеем, рекой и гарью сгоревшей сухой травы. Опять весну показывали ускоренно, точно на перемотке, и были дни, когда каждый, выходя из дому, одевался для своего времени года и месяца: кто для позднего марта, кто для раннего июня.
На Маросейке, то есть на самой улице, между омутами витрин, мы столкнулись с Лидой Гапоевой. Лида была без куртки, но в теплой спортивной кофте, в плотных джинсах и вязаной шапочке: по-весеннему, но с подстраховкой. То ли от жары, то ли по иным причинам щеки ее горели румянцем. Вышколенная сотнями бизнес-тренингов, Лида всегда приветлива и слегка безлична, причем то и другое служит ее образу деловой женщины и управленца. Кстати, Лида, ни единого дня не числясь сотрудником Эмпатико, держится распорядительно, точно настоящий директор.
Лида неделю как вернулась из Италии. Спросил, как ей нравится Варварина отделка номеров. Что-то в Лидином лице изменилось. Она по-прежнему улыбалась, но теперь в улыбке твердело упорство. Я помнил, что Лида недолюбливает Варю, подозревает в попытках соблазнить Вадима Марковича. Но во всем, что касалось работы, она обычно проявляла осторожность и выдержку.
– Решать Вадиму, конечно, – сказала она отчетливее, чем обычно, – а я бы следа не оставила от всех этих трафаретов и вывертов.
– То есть вам совсем не нравится? А мне так чрезвычайно. Но вы говорили с самой Варварой?
Задавая этот вопрос, я интересовался вовсе не Лидиным мнением, но полусознательно стремился навести ее на долгий разговор о Варваре. Не важно какой. Одобрение, порицание, возмущение, воспоминания о Вариных странностях – я был бы рад всему, потому что любой разговор приближал к ней. Лидин ответ меня поразил. Возмущенно пожав плечами, она сказала:
– Во-первых, ни малейшего желания говорить с Варварой у меня нет. А даже если и было бы, она все равно уехала.
– Как уехала? Когда?
– Три недели назад. А вы что, не знали?
Нежный прохладный яд потек по венам, я успел удивиться, что умирать может быть совсем не больно. На несколько минут все органы чувств не то чтобы отключились, а словно бы исчезли. Во мне не осталось ничего, ни ощущений, ни мыслей, ни даже боли, только одно отсутствие, бесцветное, мертвое зияние – без мира, без ада, без меня.
10
Не знаю, сколько времени прошло, только вдруг я услышал, как пахнет асфальт, по которому стекает темная вода. В ее движении и запахе была плотная, обдуманная и короткая юность. Только теперь я понял, что остался в живых.
Лиды рядом не было, должно быть, я успел с ней распрощаться. Мимо шли две женщины в цветастых, поблескивающих золотом платках и говорили на непонятном наречии, время от времени вставляя неожиданно и как-то предательски понятные слова:
– Кыргыкули мопшавладык архмузнако пиджачок.
Мимикрия семнадцатая. Трилистники кислицы
1
Московский телефон глух и нем. Неоновый голос с космической станции говорил по-английски, что номер в сети не зарегистрирован. Как не зарегистрирован, тетенька из космоса? Я же сам покупал этот телефон для Варвары!
Ежась от унижения, звонил Ольге. С необыкновенным радушием Ольга приглашала в гости, расспрашивала о моих делах. Что с Варварой? Она «дико устала» и «плохо соображает», но вообще довольна, надеется на новые заказы. В восторге от Италии, что и говорить. Почему трубку не берет? Она потеряла телефон, оставила в самолете, кажется. «На Варю не напасешься, вечно все роняет, теряет, топит, жжет». Сейчас ее нет дома. Улетела на Майорку.
– Как улетела? Когда?
– Сегодня утром Сережа отвез ее в аэропорт.
Представилось, как Ольга стоит у окна на втором этаже и смотрит в Сад, где все уже зелено, цветут вишни, вот-вот распустятся нарциссы, и солнце гоняет мед по стволам высоких сосен. Нельзя было ни окончить разговор, ни выдавить хоть слово. Из темноты, куда я медленно оседал или падал, все же донесся мой вопрос:
– Оля, скажите… Она уехала одна?
Теперь замолчала собеседница.
– Почему вам не сказать все как есть? – настаивал мой голос. – Мы же друзья, я не обижусь на вас. Но мне необходимо знать. Мне нужно жить дальше и…
Казалось, из своего полузабытья я слышу все запахи Сада, бугристое, кольчужное журчание ручья, редкий посвист птиц.
– Не в моих правилах вмешиваться в чужие отношения, – произнесла наконец Варварина мать; помолчав, она прибавила: – Сергей увез ее одну.
Долгая пауза и выверенность формулировки наводили на мысль,
