не денется!
— Головой вниз — не уцелеть!
Подбежавший опер Матвей Михайлов ткнулся в спину Ковшова:
— Упустил, старлей?
— С палубы сиганул! — хмуро кивнул Ковшов. — Матвей, организуй поиски и дежурство на набережной. Я вернусь в каюту. Там один живым остался. Опрошу и присоединюсь.
— Вызвать полковника Квашнина?
— Звони, — и добавил громче: — Срочно звони!
* * *
Забрав останки, которые отдали эксперты после исследований для похорон, уцелевшая братва Паука (в значительном уже меньшинстве) свезла их, упакованных в дорогие деревянные ящики, на свою базу-стоянку «Усадьба». Здесь, на окраине города, в бывшем логове Паука, в гостинице-ресторане должно было состояться отпевание усопших. Для этого никто не приглашался, однако народ начал собираться с утра. Отпевать покойников взялся попик, знакомый братве и самому Пауку с давних пор. Он находился у главаря почти на постоянной службе: работы хватало.
Там же, рядом с залом, где шла служба, в помещении поболее накрыт был щедрый стол для поминальщиков. Боцман не стал соблюдать традиций, решил не ждать срока, когда хозяина и друганов в землю опустят, велел поставить спиртное на столы и всех желающих не останавливать. Возлияние началось без команд и особых тостов, ограничений никаких, так что многие, если не все, причастившиеся тут же и заночевали бы. Во всяком случае, всё к тому и шло, не запылай вдруг «Усадьба» разом со всех углов. Пьяная братва рванула к дверям и окнам, но те оказались накрепко припёрты снаружи. Так, под пьяный мат, стоны и проклятия задыхающихся, «Усадьба» сгорела полностью, до последней головешки. Пожарные приехали, когда растаскивать баграми уже было нечего. Зеваки, что сбежались на пожар, ничего сказать не могли, так как ничего не видели и не знали. Невдалеке от пожарища остановился ненароком проезжавший «бобик» из какого-то зачуханного колхоза. Ни милиция, ни пожарные, конечно, на него внимания никакого не обратили. А если бы обратили, то заметили б жгучие глаза Зори Бессарабского и его ядовитую, зловещую улыбку…
Явное и тайное
Радостный рыжий помощник с весёлыми искорками в глазах и с неисчезающей с полных губ улыбкой докладывал Главе области Жербину обо всех происшествиях, событиях, приезжающих гостях и предстоящих деловых и торжественных встречах-совещаниях. Ласковое, тёплое солнце, проникая в полураскрытое окно, лучиками бегало по подоконнику, по столам, стульям, стенам, лезло в глаза и щекотало Главе нос, быстро отвыкший от московских холодов, туманов и простудных ветров. Родное солнышко грело душу, отчего на сердце у новоиспечённого Главы области было беззаботно и даже легкомысленно.
Он сидел, вполуха слушая доклад помощника, потягивал приятный горячий чай из любимой розовой фарфоровой чашки. За окном что-то зашумело, зашелестело, оно само собой ещё немного приотворилось, и с подоконника в кабинет неловко свалились два белых голубя. Помощник насторожился поначалу, но, увидев птиц, растерялся, не зная, что предпринять. Голуби между тем огляделись, освоились и без стыда и совести завели любовные перепевы чуть ли не на столе Главы.
— Оль! — позвал помощник и бросился шугать птиц.
— Пусть себе, — остановил его Жербин. — В народе говорят, это к счастью. Ангелы, души счастливых с небес на грешную землю спустились. Кроме добра, они ничего не приносят.
— Веруете, Анатолий Петрович? — удивился помощник.
Но влетела секретарша, распахнув дверь, птицы, испугавшись, поднялись и вылетели в окно.
— Долго рассказывать, — отмахнулся Жербин. — Вот будет свободное время, Алексей, выберемся на лодочке, посидим у костерка на бережку. Может, что и расскажу.
— Дождёшься у нас выходного! — всплеснул руками жизнерадостный помощник и поднял над собой здоровенный блокнот. — Вот! Всё до конца месяца наперёд расписано. Поездки, встречи, совещания…
— Так есть ещё третья неделя, — хитро сощурив глаза, усмехнулся Жербин.
— Откуда?
— А ты подумай. — Глава лукаво отвернулся.
— Если только ночами…
— Угадал, Алексей, — усмехнулся Жербин, любуясь голубями за окном. — Накопилось бумаг за время моей поездки в столицу. Я это быстро раскидаю. По работе соскучился, аж мускулы гудят. Вот срочно к корабелам надо да порты на Волге глянуть. Кто, где, чем и как занимается? Гляжу, своих-то растеряли, почти и нет. Всё заезжие бизнесмены-купчики. Им наши интересы побоку. Они только купили, уже ищут, кому перепродать. Вот весь их расчёт. Интересом к развитию производства не пахнет.
— Москвичи, питерские, другие варяги прут дуром, почти всё скупили, — кивал помощник.
— А законно?
Тот неопределённо пожал плечами.
— Ты пригласи мне по этим вопросам прокурора области. Только пусть подготовится.
— А Юрий Фёдорович уже звонил сегодня до восьми, напрашивался на экстренную встречу.
— Что случилось?
— Что-то неординарное, но не экстренное.
— Хорошо. Приглашай сейчас же. Пусть подъезжает. А то потом начнётся планёрка и обычная текучка.
— В коридоре народ сидит, Анатолий Петрович, — поднялся помощник, — все желают попасть к вам до совещания.
— Дай-ка список. Взгляну. — Жербин пробежал листок глазами. — Зови Тараскуна, а там видно будет. Хватит чаи распивать.
Помощник кубарем выбежал из кабинета, улыбки как не бывало.
Немного прошло времени. Недолго был в столице Жербин, а изменился, совсем чужим человеком стал, словно из стали. Не узнать прежнего, весёлого добрячка.
Тараскун вбежал в кабинет, будто дежурил у дверей, поздоровался коротко, поздравил с назначением.
— У меня несколько неотложных вопросов, Анатолий Петрович… — залистал он свой блокнот.
— Я готов, — не спускал с него глаз Жербин.
— Народ у меня до полуночи по средам в приёмной на стульях спит, дожидается, когда прокурор примет. Накопилось разного в людях, челобитные несут на местное начальство.
— Это всегда так к новому. Единственное пожелание, чтобы и через месяц-два их поток не иссяк.
— Я гадаю, когда спадёт напряжение, а вы — наоборот, — изумился Тараскун.
— Вот этого бойтесь! — Жербин встал из кресла. — К нашему Дьякушеву, когда его назначили, тоже народ толпами валил. Он им реки молочные, берега кисельные сулил! Грозился мясом дешёвым рынки завалить. И завалил. А через год не осталось в области скота. И кормить людей стало нечем… Дело кончилось тем, что погнал его народ. Вот послушайте, что в газете прописано: «В связи с непоследовательностью и нерешительностью в проведении в жизнь решений Верховного Совета и Правительства РСФСР, а также беспринципной позицией во время попытки государственного переворота, выражаем недоверие товарищу Дьякушеву Ивану Даниловичу и предлагаем сложить с себя полномочия»… Это обращение к Ельцину. И оно было удовлетворено.
— Кстати, Анатолий Петрович, у меня по Дьякушеву информация.
— Он в Москве, пристроился где-то в Моссовете или в торговле, точно не знаю.
— Ясное дело. Придётся его приводом оформлять.
— Это что же? Не арест ли готовите?
— Да есть за что. Однако за это суд не посадит. Пусть погуляет, пока все материалы соберём.
— Мне докладывали, он за бесценок дачу
