напряжение следующих двух недель. Голая хроника испытаний, выпавших на нашу долю, не отразила бы и десятой доли того, что нам довелось пережить. Нам досаждали рептилии и всевозможные отвратительные насекомые; нас атаковали лесные дикари, вооруженные смертоносными духовыми трубками; нас мучила болотная лихорадка, но мы все шли вперед — в неизвестность — в тишине, которая с каждым днем становилась все более гнетущей. Воспоминание об этом путешествии навсегда останется со мной во всех его ужасных подробностях.
Затем умер наш главный проводник. Еще до его гибели исходное число наших туземных носильщиков и охотников уменьшилось на треть. Без проводника, имевшего общее представление о месте, где росли орхидеи, мы оказались беспомощны. Три дня спустя мы встретили группу индейцев, и в ответ на наши вопросы они замахали руками в сторону солнца, указывая направление к «ядовитым цветам». Мы двинулись дальше.
А еще через неделю в воздухе явственно почувствовался запах, который, по словам англичанина, означал, что мы приближаемся к орхидеям. С каждым днем, пока мы продвигались вперед, этот запах становился все более отчетливым. Наконец, он стал определенно неприятным, затем тревожащим и, наконец, угрожающим. Каждый вдох, который мы втягивали в легкие, казался наполненным парами ядовитого, тошнотворно-сладкого наркотика. Пятеро носильщиков упали без чувств на пятый день, когда мы приблизились к источнику ядовитого запаха.
И все же орхидей еще не было видно; казалось, они были не ближе, чем в день начала экспедиции. Прошел еще один день, и зловоние стало невыносимым. Туземцы отказались идти дальше. Мой белый спутник, профессиональный охотник, лежал без чувств. Я сам был близок к обмороку. Когда ветер нес нам в лицо этот яд с поля орхидей где-то впереди, было бесполезно думать о том, чтобы идти дальше.
Тогда, и только тогда, я поверил в истинность того, что слышал о женщине, отправившей меня в эту авантюрную погоню за орхидеями. В самом деле, она должна была что-то знать об опасностях, которым подвергало меня ее поручение. И она позволила мне уехать. Я должен был стать еще одной жертвой.
Я проклял ее до небес, там, посреди этого черного, безмолвного леса, где в воздухе витали спирали незримого ядовитого запаха. И я поклялся, что отомщу — отомщу тем, что принесу ей цветок, ради которого она отправила меня навстречу опасности.
Оставшись один, я предпринял последний рывок вперед в попытке раздобыть цветы. Они казались такими близкими, но в то же время были бесконечно далеки от меня. Мы находились, конечно, где-то поблизости от поля орхидей. Возможно, бегом, пригибаясь к земле... Но все было тщетно. Ветер окатывал мое лицо смертоносными парами, заталкивая их в горло и ноздри. Пошатываясь, полумертвый, я вернулся к остальным.
Мы сразу же двинулись в обратный путь. Мы потеряли более половины нашего отряда, не успев проделать и четверти пути назад. На полпути к побережью от первоначального отряда осталась лишь жалкая горстка. Как выжившие сумели все это пережить, остается загадкой. И, наконец, четыре изможденных человеческих призрака — двое носильщиков-индейцев, англичанин и я — вернулись к цивилизации Венесуэлы.
Но я не сдавался. После месячного отдыха я попытался организовать еще одну экспедицию. Я предполагал двинуться к цели другим путем. У меня был разработан план. Если подойти к этому невидимому полю орхидей с противоположной, подветренной стороны, можно будет добраться до цветов, не подвергаясь воздействию ядовитого запаха.
Никто не решился отправиться в путешествие со мной. Англичанин навсегда — по его словам — покончил с охотой за орхидеями. «Его мотивы теперь не так сильны, как мои», — подумал я с улыбкой. Никакие деньги не могли соблазнить его продолжать поиски Cattleyea Trixemptia. Во мне же энтузиазм только разгорался при мысли о мести; это было все, о чем я мог думать, бодрствуя или засыпая.
Убедившись, что меня никто не будет сопровождать, я отправился к истокам Ориноко в одиночестве. На этот раз я двигался быстрее, так как не был обременен большим грузом и не должен был дожидаться отстающих. До края джунглей я добрался за две с небольшим недели. Однако путешествие по лесу в одиночку заняло больше времени, чем я предполагал: раньше передо мной шли опытные спутники, расчищавшие мачете тропу. Но каким-то образом я все же продвигался к цели.
Часто, пробираясь сквозь густой, почти непроходимый подлесок высотой по пояс, я бормотал вслух: «Значит, тебя выбрали как сильного мужчину, да? Сильный, крепкий мужчина? Хороший кандидат для выполнения трудной миссии, о да... Я ей еще покажу — я привезу этот цветок!»
И наконец, сам не знаю как, я добрался до поля орхидей! Два дня в воздухе витал тот же знакомый ядовитый запах, но уже не такой ощутимый, как прежде, так как я хорошо научился подставлять ветру спину. В течение последнего часа все отравленные ароматы, заставившие нашу партию повернуть назад во время первой попытки, словно слились воедино; ошеломленный, одурманенный наркотическими испарениями почти до бессознательного состояния, я раздвинул листья впереди — и увидел конечный пункт своего путешествия!
Там были цветы — синие, голубые орхидеи! Впервые на них смотрели глаза белого человека. Трепет пробежал по мне; я чувствовал себя в тот миг коллекционером, ученым на нехоженых полях, первооткрывателем чудесного.
А потом на смену мимолетному чувству восторга пришли головокружение, вялая тяжесть и непреодолимое желание опуститься на землю и заснуть. Я должен был сорвать свой цветок, и побыстрее. Аромат этих ультрамариновых цветов, колышущихся перед моими глазами, окутывал меня с головы до ног. Быстрее! Я должен действовать быстро!
Я двинулся вперед. Шаг за шагом я приближался к самому большому скоплению кивающих, покачивающихся отравленных чашечек голубого, темно-синего и синего с голубым оттенков. Еще десяток шагов вперед. Я чувствовал себя, как курильщик опиума, который постепенно поддается влиянию наркотика и старается удержаться от полной капитуляции, чтобы продлить восхитительную агонию. Дотянуться до орхидеи, сорвать ее и уйти, пока... пока не стало слишком... поздно...
— Боже мой, я, кажется, лечу!
Я не мог устоять перед этим всепоглощающим запахом. Я пьяно повернулся, вслепую рванулся вперед. Что-то коснулось моей щеки. Мои веки распахнулись — это была гроздь орхидей, росшая позади. С криком испуга я метнулся вбок, споткнулся о лиану и упал...
Больше я ничего не помню.
Проснувшись, я обнаружил, что ветерок, который дул над крошечной поляной с ядовитыми растениями, изменил направление. Их аромат больше не ощущался в воздухе. Я поднялся, пошатываясь. У меня болела голова, глаза горели. Как я оказался на земле?
Вспомнил! Аромат цветов одурманил меня. Я спал наркотическим сном, но
