до самых костей и вцепился в сердце острыми когтями.
Она перевела взгляд мне за спину и ужас сменился терпкой горькой ненавистью.
— Какой приятный сюрприз. Мне даже не пришлось уговаривать Советника вас выдать, сами пришли.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит голос. Обманщику и душегубу. Второму Пожирателю в столице. Кроу.
* * *
София
— Что же делать? Он не обрадуется, если узнает, что вы нашли его останки. Что же делать? — проговорил этот человек.
Он улыбнулся так широко, что я удивилась, как у него не разболелась челюсть. Поднял и опустил трость, которую, по всей видимости, носил без причины. Раздался стук древка о камни, в то же время саркофаг перестал вибрировать.
— Хотя… в чем проблема? Вы все равно не покинете эту комнату.
Джо закрыл меня собой, перекрыв обзор. Жест защиты. Но я сомневалась, что он сможет меня уберечь. Или хотя бы себя. Кроу очень опасен. И за ним стоит Советник. А раз так, нам с ним не тягаться. Не сейчас.
Молодые мужчины буравили друг друга взглядами. Я отошла назад и остановилась лишь тогда, когда поясницей уперлась в угол высокой плиты, на которой и разместили гроб. Холодая. Такая же холодная, как глаза того, кого я считала другом отца. Он улыбался, но на радужке я не видела и следа тепла.
Да и молодость его обманчива. Лжива. Как он сам. Мне довелось узреть другую его личину — седого старца. Она шла ему куда больше. Обличие же юнца разнилось с тем, что плескалось в глазах. Такими не могли быть глаза парня или мужчины. Он многое пережил, многое знал. А еще — много сотворил такого, что отражается на душе дегтярным налетом. И эта душа… эти души — не его, чужие, захваченные силой, — они просят освобождения, просят покоя. Я слышала их крики, ощущала их боль также ясно, как свою. Или боль Джо, нашу общую тоску и страх.
Они не могли сбежать. Из темницы чужого тела не сбегают.
— Что ты такое? — рвано выдохнула я, разглядывая Кроу.
Он сощурился, хмыкнул и прокрутил трость в пальцах.
— Малышка София, я — то, что создал твой отец. Он не был безгрешен, да очистят Боги Севера его душу. Ох, — мужчина прикрыл ладонью рот, — у него же не осталось души! Боюсь, встреча с Богами ему не светит. Но ничего, скоро и твоя душа покинет тело.
— Закрой рот! — взвыл Джо. — Ты её и пальцем не тронешь!
Я не испугалась, когда белки его глаз залила Тьма, укрыв шоколад и снег угольной мукой. В этот раз она пришла не за мной, она жаждала смерти нашего общего врага. И почему-то я ей поверила.
Кроу фыркнул, отбросил трость. Древко ударилось о пол и откатилось в сторону. Два Пожирателя проявили свою суть. Они направили силу друг против друга. Я видела, как с уст Джо скользнула серебристая струя, она потекла ручейком по воздуху прямо к нашему врагу. Энергия моей души сверкала, она была такой яркой, такой слепящей, что мне захотелось зажмуриться. И одновременно я желала заполучить её себе. Наверное, того требовали законы природы и мира — одна цельная душа в одном человеке. Так правильно, так было всегда. Пока не появились такие, как я, — пробужденные.
История насчитывала с десяток существования мне подобных. Они редко доживали до почтенных годов по логичным причинам, как мне всегда казалось. У многих жизни отнимали их же создания. Но если подумать… мы несли угрозу в этот мир. Возможно, их убирали с пути власть имущие, ведь мы нарушали равновесие, нарушали порядок вещей.
Джо целиком окутала знакомая серая дымка, она покрыла плотным одеянием из тумана его руки, ноги, спину и торс, стекла по задней стороне туловища подобием плаща. Кроу зарычал, превозмогая чужую магию, оскалился, демонстрируя ряд белых зубов, щелкнул ими совсем по-звериному.
Серебристый поток всколыхнулся и вновь потянулся к тому, кого я ненавидела больше всего. Энергия души лизнула растянутые в широкой улыбке губы, попала в его рот. чернота в глазах Кроу стала гуще прежнего.
Все происходило так быстро. И одновременно слишком медленно.
Несколько вещей случилось разом: колени Джо подкосились, дымка вокруг него поредела, отступив; я закричала и бросилась к нему. Пальцы прошли через Тьму. Она приняла меня, пропустила, огладила ласково запястье, укусила током кожу, подняв мелкие волоски на руках дыбом.
Серебро меркло. Оно стремительно таяло в воздухе, перетекая от одного существа к другому. Теплый шоколад остывал. Я не увидела привычной насмешки во взгляде парня, в его глазах становилось все меньше жизни.
— Нет. Нет-нет-нет-нет! — прошептала я, укладывая его голову себе на грудь. — Ты не можешь меня бросить. Не можешь нарушить слово. Ты обещал! Обещал оставаться рядом. Обещал меня защищать. Слышишь?!
Джо заторможено моргнул, на миг его радужка вновь засияла. Но лишь на миг. А потом он меня поцеловал, вместе с дыханием отдавая последнюю оставшуюся у него частицу моей души, отдавая Тьму. Отдавая себя.
Я почувствовала эту крохотную частицу, перетекающую ко мне безвозвратно, услышала его мысли: отчаянное желание бороться, любить, желать. И смирение. Клятое принятие смерти. Он понимал, что его жизнь оборвется здесь и сейчас. И отдавал её мне добровольно.
— Не смей! — рявкнула я, прерывая поцелуй. Его губы на вкус были солеными. Слезы и слюна. Вкус наших сожалений.
На его лице застыла восковая улыбка. Последняя искра мелькнула во взгляде, погасла. Тело дорогого мне человека таяло на глазах, оно попросту растворялось, теряя материальность, как и то, что я создавала по приказу охотника.
Джо исчезал из этого мира. Он уходил за Грань.
Я отчаянно цеплялась за его одежду, но пальцы проходили насквозь. Ничего кроме воздуха поймать мне не удавалось.
— Ты не можешь уйти. Я люблю тебя, я так тебя люблю, — шептала, глотая слезы, глотая свою боль. Я в ней утопала. Казалось, ничего кроме боли и не осталось. Её стало так много… Она сцепила руки на моем горле, сдавила его. Я услышала нечеловеческий крик. Наверное, он принадлежал мне. А, может, мне лишь показалось. — Пожалуйста, не уходи. Прошу, — мольбу никто не услышал. Ни Боги Севера, ни Первый. Им не было до меня дела.
Из-за слез зрение помутнело. Я остервенело потерла глаза ладонью. До бликов и черных пятен. А когда вновь смогла видеть, Джо исчез совсем. Его больше не существовало.
Гробовая тишина в подземелье нарушалась только моими всхлипами. Даже крысы затихли, затаившись, словно давая мне время оплакать потерю. Будто это были похороны.
Вот только меня лишили