Книга Первый - Ольга Джокер

Андрей снимает пиджак, расстёгивает пуговицы на рубашке и оголяет совершенное тело.

Я любуюсь им, тяну вниз боковую молнию на платье. Когда доходит очередь до бюстгальтера — торможу. Мой мужчина вопросительно вскидывает бровь и торопит без слов.

Вечер был классным. Я давно так не расслаблялась. Последние недели получились сумасшедшими, а дни — то спокойными, то нет. Одно из двух. Если день прошёл мирно и гладко, то это означает, что завтра (в крайнем случае – послезавтра) всё переменится. И с этим ничего нельзя поделать, только затаиться и покорно ждать бури. После того, как она стихнет — жить дальше, но ровно до следующей.

— Я тебе клянусь, — говорю Андрею. — Твой друг Матвей открыто газлайтил свою девушку.

— Можно, пожалуйста, человеческим языком? В чём это проявлялось?

— Ну, например, первое, что вспомнила — он был неправ, когда при друзьях посмеялся над её нарядом, а затем нарочно сбил с толку и исказил информацию таким образом, что Рита начала сомневаться в своей адекватности.

Я привожу новые и новые примеры. Затем отворачиваюсь и быстро надеваю на тело удобное домашнее платье.

— К сожалению, многие поддаются на манипуляции, потому что им дороже остаться в отношениях, чем разорвать их. Кстати, есть крутой фильм на эту тему.

— Включай, — командует Бакурин. — И давай закажем что-нибудь поесть? Я адски голоден.

— Уже.

— Моя ты умница, — нежно хвалит.

Трель мобильного телефона застаёт нас врасплох, когда курьер приносит еду, а фильм уже стоит на паузе. Казалось бы, стоило привыкнуть, но каждый раз внутри что-то сжимается. Чтобы больше не чувствовать подобного, хочется спрятаться в ракушку и пролежать там до тех пор, пока всё само собой не разрешится.

— Понятия не имею, почему с ним нет связи, — отвечает Бакурин на кухне. — Конечно, оплатил, Аля. Я не идиот. Да, ещё час назад.

Он закрывает за собой дверь, чтобы не было так слышно, но приглушённый голос всё равно вбивается в уши.

Я ложусь на кровать, сжимаюсь в клубочек и накрываю голову подушкой. Лежу так минуту или две, пытаясь отвлечься на что-то приятное.

Андрею, как и мне, и любому другому хомо сапиенсу, нужен близкий человек с похожими убеждениями и ценностями. Тот, кто всегда будет рядом. В простой или сложной ситуации.

Одиночество — это жёсткий стресс. И чем больше стресса, тем хуже человек функционирует. Но что делать, когда быть вместе — мучительно? Когда все против? Когда не справляешься? Терзаешься сомнениями?

Убрав подушку, сажусь на кровати. Прислушиваюсь к тишине, жду окончания бури. Беру в руки пульт, когда думаю, что всё закончилось, но в этот самый момент раздаётся отчётливый звон посуды. И ругань, от которой закладывает уши.

— Да что за блядство!

Фильм мы всё же смотрим от начала и до конца. Молча, каждый думая о чем-то своём, но продолжая друг друга обнимать и гладить, чтобы легче справиться с эмоциями и активнее заставить работать эндорфины. С шаткой верой в то, что рано или поздно всё будет хорошо. Мы начнём строить совместные планы и наслаждаться жизнью. А пока как-то так. Туманно, неясно и временами тошно.

На следующий день после занятий я заезжаю к отцу на семейный обед. Он попросил, а я согласилась, едва услышала по телефону, что он соскучился.

На кухне хлопочет Ирина. В свободном платье, с собранными в хвост волосами. Мне кажется, или у неё действительно начинает выпирать животик?

Сердце ощутимо сжимается. Наверное, это чудесно — ждать малыша от обожаемого мужчины.

— Вчера состоялась очень неожиданная встреча, — произносит отец, когда мы втроём садимся за стол. — И не сказать бы, что приятная.

— М-м. С кем? — спрашиваю, набив рот свежеиспечённым домашним хлебом.

Ирина бросает взгляд на мужа, щурится. Тихо просит: «Саш, давай потом». Тот отмахивается и продолжает рассказывать:

— С законной супругой твоего Андрея. Как я понимаю — они не развелись.

Смотрю в тарелку, накалываю на вилку фасоль. Эта информация была скрыта от прессы. Бакурины договорились между собой, что не будут трепаться.

— Нет, пока не развелись, — отвечаю сдавленным голосом.

— Почему? Не подскажешь?

Судя по тону — оправдываться нечего. Отец всё знает. Напряженно дышу, ковыряю салат.

— Давай я помогу? М? Озвучу то, что услышал? — предлагает папа. — Значит, записалась ко мне на осмотр Бакурина Алина Николаевна. Правда, в стоматологическое кресло она не села и вместо этого предложила поговорить. Её муж, кобель обыкновенный, спутался, говорит, с молоденькой девочкой. В семью категорически отказался возвращаться, даже несмотря на беременность супруги. Алина попросила на эту самую девочку как-нибудь повлиять.

Отшвырнув приборы на стол, встаю с места и подхожу к окну. Лицо горит, будто навешали пощёчин.

— Всё не так.

— А как, Жень? Опровергни, будь так добра.

Боковым зрением замечаю, что к своей еде отец тоже не притрагивается. Откидывается на спинку стула, буравит меня взглядом. Я же в глаза ему посмотреть не рискую.

— Да блин! — вспыхиваю. — Чего ты хочешь от меня?

— Что, мать твою, блин!? — повышает голос папа. — Какого чёрта с тобой одни неприятности? Что происходит? До каких пор ты будешь ввязывать меня в скандалы, Жень?

— Саша, не ори, — предостерегает Ирина.

— Перестать затыкать мне рот! — рявкает на жену, после чего она не выдерживает и ретируется в другую комнату.

Накал в воздухе копится и копится. Пока не достигает максимума.

— Мог бы сразу сказать, что зовёшь меня не на обед, и не потому, что соскучился, а для того, чтобы отчитать как ребёнка. Я ничего не стану опровергать. Окей, всё так, па. Я — дрянь. Но на тот момент, когда между мной и Андреем закрутился роман — он не знал о беременности жены и действительно планировал развестись. Теперь же эта процедура временно откладывается.

— До каких пор? Сколько ты будешь ждать у моря погоды в роли любовницы? Год, два? Три? Пока ребёнок не пойдёт в первый класс? Не окончит школу? Каково тебе жить с женатым, спать с ним в одной постели, просыпаться и давить совесть, пока его жена борется за сохранение сложной беременности, на которую в том числе влияют и стрессы?

Знобит, потряхивает. Всю прошлую неделю Аля действительно пролежала на сохранении с угрозой прерывания беременности. Я не лезла и не расспрашивала о причинах. Теперь же думаю — вдруг, и правда,